– Ты будешь спать? Никаких мышей нет. Тебе показалось, наверное. Приснилось. Откуда тут мыши? Дом новый.
– Надо кошку взять. Надо обязательно взять кошку, – сказала Анна Ивановна.
Настя ушла к себе, оставив свою дверь открытой. Слышно было, как она вскоре засопела, забормотала во сне. Внятно произнесла: «Ну, Леша!» Анна Ивановна приложила руку к сердцу.
За окном надрывно мяукала кошка. Видимо, она и не смолкала с тех пор. Просто я переставала слышать ее, подумала Анна Ивановна. Мы же часто совершенно не слышим горя даже самых близких людей. Проваливается их горе куда-то вглубь нас самих, и нет никакого горя. Удобно так жить!
Да это же, наверное, та самая кошка, что под лестницей, подумала она. Конечно, она. Кто-то забрал котенка, и она теперь ищет его. Бедняжка. Анна Ивановна очень обостренно почувствовала горе и тоску кошки. Нигде не может найти своего котенка. Кошка рвала душу надрывным мяуканьем. Анна Ивановна закрыла глаза и очень ясно представила, что это она сама бродит по пустынному ночному асфальту, ищет своего ребенка и надрывно, отчаянно, зная, что его нигде тут нет, зовет его.
Надо взять кошку в дом, подумала она. Встала, прикрыла Настину дверь, отрезала кусок колбасы и тихонько вышла из квартиры.
Так и есть, это та самая кошка. Коробки под лестницей не было. Люди безжалостны. Выкинули коробку вместе с котенком. Где же она теперь найдет его?
– Кис-кис-кис, – стала звать она кошку.
Та куда-то запропастилась. Анна Ивановна полезла в кусты. Вышла на утоптанную лужайку, где вечно толкутся алкаши. Посыпались ящики, сложенные штабелем возле пункта приема посуды. Из-под ног взлетела перепуганная птица. Продравшись сквозь кусты и едва не свалившись в яму, Анна Ивановна вышла к реке.
– Кис-кис-кис! Да где же ты?
Река до жути молча несла свои воды. Сколько же в ней своего горя и своих слез, подумала Анна Ивановна, кому-то она выплачет их?
Залаяла собака, за ней другая. Минут пять собаки брехали друг на друга. Машина подъехала к дому. Выпустила кого-то, уехала. Нет, кошки на берегу не было. Да и что ей тут делать? Разве что котенка утопили в воде?
– Кис-кис-кис…
Анна Ивановна пошла к дому.
Из-за угла, надрывно мяукая, вышла кошка. Слезы брызнули у Анны Ивановны из глаз.
– Иди ко мне, иди ко мне, милая, – она протянула кошке колбасу. Кошка понюхала, дернула хвостом и, задев боком ноги Анны Ивановны, пошла дальше все с тем же плачем.
Анна Ивановна взяла ее на руки, кошка вывернулась, поцарапав руку.
Из подъезда выскочила Настя.
– Мама! Ты что? – закричала она. – Что ты тут делаешь?
– Тише, людей разбудишь. Вот, киска наша плачет. Решила забрать ее домой. Она теперь одна.
И она посмотрела на Настю с таким отчаянием, словно в этом была виновата она сама или ее дочь.
Да что это с ней, подумала Настя.
– Ты знаешь, который час? Уже три ночи! Светать скоро начнет. Давай ее сюда. Завтра бы и забрала. Бог ты мой, ты где болталась? Поцарапалась вся!
Настя уложила мать, а сама просидела на кухне без сна до утра. Успокаивала кошку, которая то и дело рвалась к двери, и тщетно предлагала ей то колбасу, то молоко.
Всё, скорее замуж! Этот кошмар пора кончать. Пора начинать свою личную жизнь. У нее нет, но при чем тут я? У самой скоро глюки начнутся. И только врозь. Нет, вместе пожили. Извини, мамочка! Снимем квартиру, комнату, угол, все равно что. Но только не так!
Она заглянула в комнату. Мать спала. Торшер освещал ее лицо. Насте показалось, что по щекам матери текут слезы. Она села на табуретку и перестала приставать к кошке. Кошка улеглась у двери и замолкла.
Интермедия (1982 г.)
Поезд
Врач внимательно осмотрела Анну Ивановну, послушала. Возвела очи горе, подумала. Закрыв глаза, ощупала всю. Встряхнула руками, расслабляясь. Смерила давление, вздохнула. Вымыла руки и молча выписала рецепт. По одну сторону стола сидела величественная и красивая Анна Ивановна (не вняла рассказам Анны Петровны, пошла к бездельникам да бестолочам). По другую – съедаемая хроническими заботами и острым безденежьем участковый врач. Кто кого должен выслушать и успокоить? Казалось, врач проделала свои пассы исключительно ради клятвы Гиппократа или для самоуспокоения. Настю встревожило это мытье рук. С мылом, на два раза. Почему она не помыла их до осмотра? Настя проводила терапевта на лестничную площадку. Вопросительно посмотрела в глаза. Глаза выскользнули, как мыло, и послышался вздох:
– Дело дохлое.
– Что? – решила, что ослышалась, Настя.
– Надо делать полную съемку и прокалывать. В железнодорожной больнице. Там японский телевизор, – и врач стала спускаться по лестнице, на повороте добавила: – Не тревожьтесь, сумма прожитых лет все равно меньше прожитой жизни.