— Я жива.
Его сердце замирает.
— Ты вернулась?
— Я и не уходила.
Ее загадочные ответы еще больше убеждают его, что все это — не больше, чем сон. Странная игра подсознания. Но если так, будь он проклят, если позволит кому-то себя разбудить!
Он уверенно привлекает ее к себе. Впервые он не боится, что кто-то или что-то может отнять у него Рей. Галлиус Рэкс сгинул. Война окончена. Отныне единственное, что еще способно их разлучить — это рассвет. Но пока кругом властвует ночь, им бояться нечего.
Он покрывает поцелуями внутреннюю сторону ее бедра, пробираясь все дальше — туда, где так тепло, влажно и уютно, и чувствует, как в ней вскипает наслаждение, и как Рей начинает бессознательно двигаться навстречу его рту. В эти минуты он, словно новорожденный младенец, которого инстинкт ведет навстречу материнскому соску. Его жадность растет. Он желает испить ее удовольствие до дна. Желает с такой силой, словно от этого зависит его жизнь.
Наконец их тела сплетаются воедино. Он рывком погружается в нее и тонет в ощущении ни с чем не сравнимого блаженства. Она дрожит и стонет под ним — горячая, расслабленная, распаленная. Желанная. Восхитительная. Вновь и вновь она пропускает между пальцев его волосы — и каждый раз этот жест заставляет Кайло замирать от удовольствия. И так час за часом. До первых признаков приближения утра.
Потом он ненадолго засыпает, уткнувшись носом ей в плечо. Прижимая к себе жену, как ребенок — любимую игрушку. И просыпается лишь когда небо окрашивается в алые краски рассвета.
Он осторожно приподнимает веки — и встречает внимательно-ласковый взгляд ее глаз. Ярко-золотистых глаз, в которых, однако, нет ни злобы, ни ненависти — а есть лишь любовь и бесконечная тоска.
Сила, как же она прекрасна! Ее распущенные волосы спадают с плеч, уголки губ приподняты в грустной улыбке. Предрассветный полумрак окрашивает серыми красками ее нежный силуэт. Она похожа на привидение. Нет, не на одного из Призраков Силы — скорее на прекрасный дух ночи.
И тут он впервые начинает подозревать, что перед ним никакой не сон, не иллюзия, не слепая шутка болезненного воображения. Это его жена, его возлюбленная. Его спасительница. Его Рей.
Кайло резко садится на постели. Его пробивает дрожь. В глазах встают слезы. Да, это и вправду она! И ему наплевать, каким чудом она вдруг оказалась здесь. Он склоняется перед нею, словно перед каким-то божественным идолом, и, уткнувшись лицом в ее колени, глухо, самозабвенно плачет.
— Почему, почему ты не пришла раньше?
Ее руки ложатся ему на плечи.
— Это трудно объяснить, Бен. Я теперь живу в другом мире. Там все мертво и статично — пространство, время. Даже сама Сила. Для тебя с нашей разлуки на Маластаре прошло… сколько? Полгода? Но для меня это было долей секунды.
Слезы застывают у него на глазах. Только сейчас он осознает, какая огромная пропасть отныне разделяет их. И каких усилий, вероятно, стоило Рей преодолеть ее.
Кажется, она понимает, о чем он думает. И почему-то становится еще печальнее. Ее взгляд обращается к окну, занимающему всю противоположную стену.
— Скоро мне придется снова тебя покинуть, — срывается с ее губ мгновение спустя.
Кайло хватает ее за плечи, давая понять каждым своим движением, что уж теперь-то он не позволит, не отпустит…
Она с отчаянием приникает щекой к его груди.
— Прости.
— Почему ты не останешься со мной?
— Я всегда буду с тобой.
— Тогда зачем говоришь, что уйдешь? — сквозь его голос сочится обида.
Она отстраняется и смотрит ему в глаза с такой искренней, такой трогательной мольбой, что Кайло становится не по себе.
— Ты не поймешь… я способна находиться в нескольких местах одновременно, и какая-то часть меня никогда тебя не покинет. Но я не могу надолго оставаться в этом мире, в этом теле, которое постоянно требует пищи. В моем мире, где Сила мертва, нет и Голода. Но если я останусь, то могу погубить всех.
— Так ты… — он сглатывает и умолкает, не закончив.
И вновь Рей без труда догадывается, что он имел в виду.
— Да, — она опускает голову. — Зови меня погибелью этого мира, если угодно. Но на самом деле я — это просто отражение самой Силы.
— А Рей? — тихо спрашивает он.
Что стало с настоящей Рей? Где она? Или это божество поглотило ее, как его самого едва было не поглотил Галлиус Рэкс?
Она слабо качает головой.
— Рей — это часть меня. Признаюсь, самая лучшая часть. Только благодаря ей мне до сих пор удается сохранить остатки человечности, иначе я не смогла бы воплотиться в живом теле, как сейчас. И она по-прежнему любит тебя всей душой.
Кайло не знает, что сказать. Глаза по-прежнему обжигает слезами, и вновь на него накатывает желание что-нибудь сломать, разбить, уничтожить…
— Это ты… — с ожесточением бормочет он, блуждая взглядом вокруг. — Ты разорвала Узы? — Почему-то он почти уверен в ответе.
Его комнату заполняет заливистый хохот.
— Узы тут ни при чем. Они — это только инструмент. То, что связало вас с Рей, гораздо сильнее. Это дар куда более редкий и драгоценный. — Она мягко касается его подбородка. — Ты и дети — вы словно магнит, который влечет Рей назад, в этот мир…
Он изумленно качает головой. Все-таки она была права — многое из того, что она говорит, остается для него загадкой.
Рей — или то, чем отныне стала Рей? — слегка наклоняет голову и смотрит на него исподлобья, как будто ожидая чего-то.
— Скажи, Бен Соло, ты хоть раз задавался вопросом, почему все же Сердце бури выбрало Киру? Невинное дитя. А не Галлиуса, как бы он того ни хотел.
Он пожимает плечами. Честно говоря, чем-чем, а этим вопросом он действительно не задавался еще ни разу.
— Сердце бури — это не воплощение зла. Она искала способ притупить Голод, а не дать ему волю. Она хотела освободиться, но не погубить все живое. Если даровать подобную силу людям вроде Рэкса или Палпатина, они используют ее, чтобы потешить свою алчность, понимаешь? И только существо с открытой душой, чистое и искреннее, могло правильно распорядиться таким безграничным потенциалом. Она полюбила — любовь связала ее с миром, и теперь, пока ваша любовь жива, пока живы ваши дети и дети ваших детей, мощь Сердца бури никому не причинит вреда.
О Сила… теперь Кайло и подавно не знает, что ответить.
Он приподнимается над нею, пристально глядя ей в лицо. Не отрывая взгляда, он жадно всматривается, пытаясь различить за хищной желтизной этих глаз саму суть сидящего перед ним существа, саму его душу — и с каждым мгновением все охотнее готов верить, что это и вправду Рей. Как же иначе? Хоть в ней больше нет ее сияющей невинности, но ведь и он сам безнадежно изменился за это время. И кто может ручаться, что и в нем вопреки его желанию не сохранилось какой-то части Галлиуса Рэкса?
— Ты еще вернешься? — спрашивает он наконец, когда вихрь чувств в его душе немного успокаивается.
Она кивает.
— Всякий раз, когда будешь видеть луч солнца, скользящий по стене, знай: я с тобой. Всякий раз, когда будешь чувствовать, словно в твоем сердце поет хор диатимов, как бы вокруг ни было мрачно и грустно, — знай: я с тобой. А в грозовые ночи, когда за окнами гуляет и стонет ветер, мы будем любить друг друга — как сегодня.
Наконец теперь ему все ясно: так хочет Сила. Чтобы Рей отныне была его незримой спутницей. Его тайной женой и любовницей. Его хранительницей. Его самым дорогим секретом. Сердце бури разлучило их, но теперь по каким-то причинам дает им обоим второй шанс.
— Я слегка удивлена, — между тем говорит Рей, — что ты решил позволить нашим детям остаться на Набу. Но если честно… — она выдерживает небольшую паузу, а затем прибавляет с глубоким вздохом: — Если честно, я благодарна тебе за это. Эти дети — часть Сердца бури. В них тоже есть эта мощь. Это сокровище, которое не должно попасть не в те руки.
Он молчит. Что тут сказать? Рей должна понимать не хуже его самого, почему он принял такое решение. Верховный лидер желает, чтобы его дети с малолетства связали свои судьбы с Первым Орденом, меньше, чем кто-либо другой.
Кайло не сразу привык к мысли, что теперь он — отец. Что у него есть сын и дочь. Не какой-то гипотетический ребенок, еще зреющий в животе у Рей и зовущийся «Энакином Реном» так же условно, как он сам звался в детстве «принцем Альдераана». Что эти дети уже существуют; что у них есть настоящие имена, есть свои привычки и увлечения, как у прочих детей, как у всех людей на свете. Что близнецам около трех лет — а значит, они уже многое способны понять. И что они считают отца давно погибшим.