Руки его не останавливались ни на секунду. Бродя по гладкой шелковистой коже, они искали и находили каждую чувствительную точку и неуловимо, неумолимо приказывали ей сдать крепость и отдаться победителю душой и телом. Теплые влажные губы следовали за руками и заставили Алексу покинуть берега реальности и поплыть куда-то далеко-далеко… Она даже не знала, удастся ли ей найти обратный путь. Бедра инстинктивно раздвинулись, но нет, ласки его продолжались в другом направлении, увлекая ее глубже и глубже в водоворот неудовлетворенной страсти.
Алекса вскрикнула, не в силах больше сдерживать пожирающее ее вожделение, но жадные губы Кина поглотили, погасили этот крик, эту мольбу взять ее. Он не был удовлетворен и не будет, пока не сведет ее с ума возбуждением и сладостным ожиданием. Он будет готов взять ее, когда станет абсолютно уверен, что она не отвергнет его и никогда более не будет отрицать колдовских сил, что связали их.
Но когда ее маленькая рука прикоснулась к его крепкой груди и направилась по животу вниз, главной целью Кина стало не потерять самоконтроль. И вот се пальцы сомкнулись. Она гладила и ласкала его, зовя ближе, к своей сладостной пещере. Губы ее прижались крепче, розовые бутоны сосков терлись о его грудь в страстном самозабвении. И такова была мучительная, полная сладострастного удовольствия пытка этих рук и губ, что Кин застонал.
Руки его дрожали, когда он приподнялся над ней и заглянул в серебристые колдовские глаза. Вид ее искаженного страстью липа взволновал ею до такой степени, что только инстинкт управлял им, заставив опуститься па нее всей тяжестью тела. Сердца их бешено колотились. Кип нырнул глубоко в ее плоть, влажную и горячую. Весь мир перестал существовать – осталось лишь наслаждение брать, давать и делить моменты сумасшедшей, безумной страсти. Их души и тела слились, спаялись в единое целое.
Внезапно Кин ощутил, что тонет, тонет в блаженстве. Его поглотила пульсирующая пучина, унеся все ощущения, кроме одного – упоительного удовольствия, столь полного, что было безразлично, увидит ли он в этой жизни еще хоть один рассвет. Алекса подняла его на небеса, и прошли долгие минуты, прежде чем он вернулся на землю и нашел силы пошевельнуться.
– Мне никогда не удавалось сопротивляться тебе, – прохрипел Кин голосом, еще полным пережитой страсти.
– Ты не можешь сопротивляться ни одной женщине, – поправила Алекса и откатилась в сторону, чтобы схватить платье, прежде чем Кин успеет поймать ее в объятия. Она потянула одеяло и торопливо обернула его вокруг себя. – Отныне тебе лучше бы найти другой способ удовлетворять свои приступы сладострастия. Я не желаю иметь с тобой больше ничего общего, – свирепо заявила Алекса и не сдержала самодовольного смешка, услышав, как Кин зарычал.
– Вернись сюда! – скомандовал он. – Куда, к черту, ты направляешься? – Кин был озадачен. То она была мягкой и неистово отвечала его ласкам, а вот теперь заявляет, что не желает знать его. Нет, эта женщина приводит его в совершенное бешенство… Он постоянно разрывался между желанием ласкать ее и почти неодолимым стремлением сжать эту стройную шею и давить до тех пор, пока не выдавит из нее жизнь каплю за каплей.
– Я должна выстирать платье, чтобы оно высохло к утру, – сообщила она и отпрыгнула в сторону, когда он попытался схватить край одеяла и сорвать его.
– Проклятие! Женщина, иди-ка сюда! – приказал он, убедившись, что схватил лишь воздух. – Я спас тебя от индейцев, рискнул собственной репутацией ради этого, и вот теперь, когда я говорю, что увлечен тобой, ты вдруг удираешь, как перепуганный заяц.
– Потому что в оплату за спасение ты ожидаешь от меня существенно большего, чем я могу дать, – холодно сообщила Алекса. – Если бы за свой героический подвиг ты потребовал денег, то я нашла бы способ добыть их. Если бы потребовал, чтобы я стала твоей рабой на целый год, то я бы безропотно прислуживала, выполняя любой каприз, почти любой. – Алекса обвиняюще выставила палец и сверкнула глазами. – Но нет, ты выдвигаешь совершенно другие требования. Ты рассчитываешь, что я буду укладываться под тебя каждый раз, когда тебе придет охота. Просто чтобы удовлетворить твою ненасытную похоть. И ни одной бабы на мили вокруг! – Она шагнула вперед, глаза ее вспыхнули. – Я знаю, что, когда мы вернемся в Сент-Луис, ты бросишь меня, как старый носок. Не думай, что сумеешь снова заманить меня в постель своими сладкими словами. Может, я и дура, но я не сомневаюсь, что ты говоришь так любой женщине, которую укладываешь в постель. – Алекса гордо выпрямилась и взглянула на него свысока. – Ты не будешь использовать меня, Кин Родон! У меня в жизни ничего не осталось, кроме достоинства, и этого ты меня не лишишь!
Алекса гордо отошла, путаясь в своем одеяле, а Кин пробормотал ей вслед несколько энергичных, непечатных проклятий. Он оставил Клинта и обманул собственный народ, чтобы спасти эту огнедышащую ведьму. «Да во имя чего? – горько спросил он себя. – Почему бы ей не испробовать того, что она заслуживала – Прямую Стрелу?»
Кин поднялся па ноги и пнул ни в чем не повинный холмик, с которого на пего, казалось, глянули серебристо-серые глаза. Черт бы побрал ее проклятую упрямую шкуру! Надо умчаться во тьму и бросить ее тут на произвол судьбы. Пусть сама ищет дорогу обратно, злобно думал он. Пока он развлекал и потешал себя этой мыслью, появилась Алекса.
Собрав всю свою храбрость, она подошла к Кину, намереваясь объяснить причины своего поведения.
Но когда Кин резко обернулся и ожег ее взглядом, Алекса споткнулась. Она остановилась в нескольких футах от него, подняла глаза и встретилась с его холодным, немигающим, безжалостным взглядом.
– Кин, я не хотела казаться неблагодарной. Я знаю, что без твоей помощи провела бы остаток жизни с мужчиной, которого просто не выношу. – Ее тихий голос слегка задрожал. – И я вовсе не считаю тебя непривлекательным…
– Ну и что же тогда во мне кажется тебе столь отталкивающим? – Кин не сумел удержать этот вопрос. Он хотел ответа прямо сейчас.
– Ничто, решительно ничто в тебе не отталкивает меня. Наоборот, все горячит мою кровь, даже когда мне хотелось бы, чтобы она текла нормально. – Алекса взглянула прямо ему в глаза, вскинула голову и решилась: – На тот случай, если ты, как полный глупец, не заметил этого, я скажу тебе правду. Конечно, если ты помолчишь хотя бы пару секунд. – Она замолчала, глубоко вдохнула и буквально плюнула в него своим признанием: – Я полюбила тебя, поэтому и не могу уступать твоим сладострастным домогательствам.
У Кина от изумления открылся рот и перехватило дыхание. Как будто она ударила его в солнечное сплетение. Неудивительно, что ему никак не удается разгадать эту чертовку. Она полна загадок и противоречий, которые он разрешить не может. Как нормальному человеку понять эту таинственную женскую логику? Алекса Карвер – ходячее противоречие. Почему она вдруг заявляет, что любит его, когда это вовсе не так? Какую игру она затеяла на этот раз? Кин слышал не одно признание в любви и глотал их спокойно, как семечки. Большинство женщин – создания эмоциональные. Они легко поддаются физическому желанию, путают страсть с любовью, но Алекса – реалистка. Она отправилась выстирать свой наряд и вернулась с сообщением, что влюблена в него. Господи Иисусе Христе, насколько же прозаичным может оказаться такое нежное создание…
Его глаза сощурились. Он оглядел се с ног до головы.
– Чего ты хочешь от меня на этот раз, ты, пустая?
Его суровый тон мгновенно уверил Алексу, что Кину совершенно наплевать на ее чувства.
– Решительно ничего, – в отчаянии ответила она. Она выложила карты на стол, а он швырнул их обратно ей в лицо. – Мы расстанемся в Сент-Луисе, оттуда я вернусь в долину Уобаш. Все будет кончено.
Кин резко повернулся и направился к своему тюфяку.
– Вот и превосходно! – прорычал он. – Отныне можешь спокойно спать в моей постели, не опасаясь, что мне захочется соблазнить тебя. Спокойной ночи!
Алекса ничего не понимала. Когда она говорила, что презирает его, он смеялся ей в лицо. А когда призналась в любви, то помрачнел, стал чернее тучи. Кто, ну кто может понять психологию дикаря? Он обольщает женщин, поманив их пальцем. Он способен обмануть целый военный отряд осейджей и отправить их назад без единого выстрела. Он свободно говорит на трех языках. Но не эти качества манили ее, как мотылька к пламени. Его улыбка трогала ее прямо за сердце, губы возбуждали до дрожи, а руки ласкали так, что она сходила с ума.