Одним из немногих пристанищ принца осталась библиотека прежнего султана.
По утрам принц Раду упражнялся в фехтовании, после — отправлялся в купальню. Затем обыкновенно следовали завтрак и чтение книг. Иногда Раду брал их с собой в комнату, иногда — оставался прямо за столом общего зала до самого вечера. К счастью, мало кто приходил в читальный зал, представлявший собой весьма унылое пыльное помещение, заставленное стопками книг.
Дни становились похожими друг на друга, время шло — но ничего не происходило. Казалось, о Раду все забыли… хоть он и сам не торопился напоминать о себе.
Впрочем, спустя неделю пребывания во дворце, с Раду впрямь случилось кое-что примечательное: в один из дней между страниц Kashf al-Asrar[2], состоящего целиком из комментариев к Корану, он обнаружил обрывок свитка, на котором аккуратной вязью значилось откровенно богохульное:
“Лик твой светел, будто полумесяц Ид-аль-Фитр[3], кудри же темны, как Ночь Пророка[4],
Губы — Возрожденья сладкий эликсир — но не дашь испить, укрывшись от порока.
Кто бы знал, что в мыслях упиваюсь поцелуем непорочных уст?
Пред Пророком в том, увы, не каюсь — может, грех простит мне твой Иисус,
Ради губ от веры отрекаюсь, пред тобой лишь сердцем преклонюсь.[5]”
Раду долго вчитывался в строки, пытаясь сообразить, какое именно значение автор вкладывал в свой текст. Он был не настолько глубоко знаком с персидским, так что потребовалось время, чтобы понять, о чём писал автор. Когда же смысл наконец дошёл, принц едва не выпустил из рук драгоценную книгу.
Ещё никогда ему не приходилось читать такое бесстыдство!
Казалось, кровь прилила к каждой клетке тела, а лицо вот-вот воспламенится. Раду отшвырнул злополучную книгу так, словно та была шипящей гюрзой, готовящейся к броску. Он дышал часто и хрипло, а от избытка кислорода начала кружиться голова. Его буквально шатало — он едва стоял и всё никак не мог успокоиться.
Он понимал, что наверняка кто-то из гарема использовал комментарии к Корану для любовных посланий тайному возлюбленному.
Он даже привык к нелепой манере осман воспевать красоту, выбирая цветистые сравнения с мёдом, розами и соловьями — однако оказался совершенно не готов к тому, что автор будет упоминать Пророка, буквально сознаваясь в желании стать отступником.
К своему ужасу, Раду даже теперь ощущал странное жжение на губах, словно это его только что автор строк целовал до полуобморока.
Ощущение было порочным.
Раду закрыл лицо ладонями, а затем принялся в исступлении тереть глаза и рот, надеясь хоть так избавиться от проклятого наваждения. Он даже не заметил, как в библиотеку вошёл Мехмед — опомнился, только когда скрипнули ставни единственного окна-бойницы, пропуская в пыльное душное помещение поток вожделённой прохлады.
— В библиотеке всегда жарко, — султан повернулся к Раду, видимо, ожидая должного приветствия.
Раду опомнился:
— Султан Мехмед Хан, — он склонил голову, и, заметив, что Мехмед смотрит на стол, попытался объяснить, что там делает раскрытая книга. К счастью, обрывок записки со стихами куда-то исчез — вероятно, выпал. — Это комментарии к Корану. Меня заинтриговало название.
— Что же вынудило христианина интересоваться Кораном? — Мехмед приподнял книгу, бережно перелистывая страницы. — “Раскрытие тайн праведных”... довольно странный выбор для того, кто сознательно избрал не принимать Ислам.
В голосе его не было упрёка — лишь осторожное любопытство.
— Айаты не всегда легко понять без толкований, — Раду потупился, стараясь не думать о том, что могло бы случиться, если бы султан обнаружил записку. Любому истинно верующему написанное в тех стихах показалось бы оскорблением. Даже Раду, иноверцу, было стыдно и неприлично такое читать. Он до сих пор не находил себе места — его буквально трясло изнутри.
Знал ли Мехмед персидский?..
— Если тебе нужны разъяснения, принц, ты всегда можешь обратиться к своему султану, — неожиданно хмыкнул Мехмед. — Прошу, не чувствуй себя неловко — я буду лишь рад помочь тебе найти путь к Аллаху.
— Благодарю, султан, — у Раду снова начало гореть лицо, но на этот раз причиной была его собственная ложь. Он только что убедил Мехмеда, что читал комментарии к Корану, тогда как сам… Раду быстро прогнал эту мысль, потому что одно лишь воспоминание вызвало у него новую волну нервного шока.
Он не знал, каких богов ему благодарить за то, что записка так вовремя выпала из книги.
— Прошу прощения, но мне нужно идти, султан, — добавил он, снова почтительно склоняя голову, чувствуя себя дёрганным и неловким.