Мехмед снова вгляделся в лицо Раду, пытаясь понять, действительно ли принц так уверен в том, что делает.
Замерев, он следил за каждым взмахом густых ресниц, до конца не веря происходящему. Казалось, они оба лишились слов. В немой предрассветной тишине один лишь шелест одежд сводил с ума.
— Раду, — снова позвал Мехмед, с трудом заставляя себя говорить, — не нужно…
Раду остановился, взволнованно поднимая на него свои дивные тёмные глаза. Казалось, он вмиг растерял всю прежнюю смелость. Мягко перекатился кадык на стройной шее. Сверкнуло серебром простое распятие на груди.
— Ты не обязан это делать так.
— Скажи, чего хочешь ты, — Раду смутился, — и я попробую сделать это для тебя так, как ты желаешь.
Мехмед вздрогнул, словно от удара. Он бывал со многими юношами, однако он редко в принципе с ними разговаривал в постели.
С Раду всё было иначе — он был желанен безоговорочно, однако Мехмед понятия не имел, имеет ли он хоть какое-то моральное право уступать своим желаниям.
Сейчас его волновало лишь то, чего желал принц. Даже если голова шла кругом, а в висках стучал жар, лишь желания Раду имели для него значение.
— Прошу, подойди, — Мехмед едва говорил. Голос его сделался глухим и резким, раня его собственный слух.
Раду молча переместился ближе. Теперь, находясь совсем рядом, он замер. Тёмные ресницы опустились, скрывая смущение. Длинные края пояса всё ещё по инерции раскачивались, и Мехмед, словно завороженный, наблюдал за тем, как алые кисти растекались нитями по шёлку постели. Так легко было представить, как они будут скользить по обнажённым бёдрам. Слишком живое воображение было проклятием.
— Раду, — Мехмед, всё ещё не до конца уверенный в том, что это ему не грезится, подался ближе, вглядываясь в мягкий румянец бледных щёк, — Взгляни на меня.
Принц шумно выдохнул. Тёмные глаза взволнованно распахнулись, пристально вглядываясь в Мехмеда, вызывая в нём тёмную волну огня.
— Если уверен в своём решении, разденься полностью. Оставь лишь пояс… Затем подай мне кувшин с маслом, — прошептал Мехмед.
Раду расправил плечи, стаскивая с себя нижнюю одежду. По мере того, как обнажались его длинные ноги, движения его замедлялись, а лицо становилось всё горячей — однако в том, с какой готовностью он это делал, угадывалась непоколебимая решимость.
Он подал кувшин, садясь на подушку вполоборота. Его поза и осанка словно сошли из античных фресок и бронзовых кувшинов — изящество белоснежных плеч в густом полумраке.
— Ближе, — поманил Мехмед, расслабленно перехватывая кисти пояса.
Раду на секунду замер, но затем поспешно кивнул, сдвигаясь.
Всё ещё недостаточно близко.
Мехмед натянул пояс сильнее.
— Ты спрашивал, чего хочу я, Раду. Всё ещё хочешь знать?.. Я хочу доставить тебе наслаждение, — он встретил взгляд Раду со спокойной решимостью. — Я хочу поклоняться тебе своим телом так, как я поклоняюсь словом. Хочу дарить тебе любовь.
Он скорее почувствовал, нежели заметил, как вздрогнул Раду от его слов. Но теперь, лишь заговорив, он более не мог остановиться:
— Я хочу целовать тебя. Прикасаться к тебе. Хочу слышать, как ты стонешь, не в силах выносить эту сладость. Это — мои желания сегодня.
Раду молчал, однако во взгляде его появилось смятение.
— Я хочу любить тебя, Раду, — продолжил Мехмед. — Но я должен знать, что ты хочешь этого. Я клянусь, я не притронусь к тебе, если ты мне этого не позволишь.
Казалось, тишина между ними заполнила всё возможное пространство. Раду перестал дышать, и лишь глядел на него в немом изумлении.
— Раду?.. — позвал Мехмед снова.
— Я… хочу, — прошептал Раду, опуская голову, так что тёмные пряди отчасти скрыли нахмуренные брови.
Мехмед наконец подался ближе. Достаточно было лишь поддеть пояс пальцами, чтобы он развязался и скользнул ниже по белоснежным узким бёдрам. Алая кисть прошлась по напряжённому естеству — и Раду тихо охнул.
— Я хочу, чтобы ты оседлал мои колени, — Мехмед выпрямился, — так, словно ты собрался прокатиться на мне.
Раду смущённо кивнул. Он переместился к Мехмеду, а затем, после секундного колебания, перебросил ногу через бёдра султана. От его обнажённой кожи волнами исходил жар, но сам он держался максимально прямо, словно искусный наездник. Балансиря над Мехмедом, он упёрся ладонями в подушки, но те скользили. Мехмед обвёл его жадным взглядом. Даже в самых смелых фантазиях он не представлял, что между ними всё будет именно так. Видеть, как Раду покорно садится ему на колени, было сокрушительно.