— Как давно Халил-паша стал твоим лалой? — завёл он разговор, чтобы снизить градус напряжения.
— С шести лет, — Раду отвечал сдержанно и не вдавался в подробности. Опасался сказать лишнее?
— А тебе сейчас пятнадцать? Шестнадцать?.. — поинтересовался Мехмед. Они как раз добрались до крыла, где располагались султанские покои. Мехмед не считал их своими, поскольку прежде там жил его отец, но теперь, находясь в Эдирне, он вынужден был их занимать.
— На этой неделе исполнилось восемнадцать, — Раду вошёл в личный кабинет султана, и тут же остановился, осматриваясь. Вокруг было темно — лишь в узкие окна проникал свет луны, оставляя на вымощенном мозаикой полу яркие блики в форме кривого полумесяца.
— С этого дня можешь не называть Халил-пашу своим лалой, — Мехмед зажёг несколько свечей. — Тебе больше не нужен наставник.
— ...... — молчание Раду, вероятно, означало согласие. Однако отчего-то Мехмеду стало не по себе. Он понимал, что всё это время Халил-паша настраивал юного принца Валахии против него. Наверняка он намеревался использовать его в своих целях, как когда-то это произошло с Орханом.
Что, если план Халил-паши заключался в том, чтобы заменить Влада на Раду?
Он развернулся к принцу, вглядываясь в смущённое светлокожее лицо, плотно поджатые губы и мягкие завитки волос, ниспадающие на лоб.
Раду смотрел на него безо всякого выражения — так, словно бы его толком даже не видел перед собой. Казалось, он только и ждёт, когда Мехмед его отпустит, так ничего от него и не добившись. Однако даже в тусклом освещении было видно, как часто бьётся жилка на его горле, и как алый румянец заливает его щёки.
— Моего кузена ослепили в Константинополе, — сменил тему Мехмед. — Он был немногим старше тебя. И так же, как тебя, его удерживали, получая выплаты на его содержание. Когда Константинополь пал, он сражался на стороне византийцев.
Молчание Раду сделалось ещё более глубоким и тревожным. В тёмном взгляде его промелькнуло секундное выражение ужаса, сменившееся очередной стеной безразличия. Он всё ещё молчал, не выражая сочувствия, равно как и не осуждая. Но, по крайней мере, перестал краснеть.
Учитывая, что он и так был на грани паники, самообладание у него было отменным.
— Его звали Орхан. Он твой единоверец, христианин. Мой двоюродный брат стал отступником, — добавил Мехмед тихо. — Знаешь, кто принял решение так поступить с ним?
— Не могу этого знать, мой султан, — Раду прикрыл глаза, и Мехмед на секунду забыл, о чём говорил.
Лицо юного принца привлекало своей внешней отрешённостью. Тонкий профиль в отблесках свечей казался выточенным из слоновой кости. Раду знал, что такое страх, но умел его искусно скрыть. В том, как Раду держался, была своя непостижимая красота, от которой перехватывало дух.
— Его ослепил твой лала, Халил-паша, — заключил Мехмед, вздыхая.
Кадык Раду нервно дёрнулся, однако юноша продолжал держать лицо.
— Ты ведь знаешь Халил-пашу давно. И наверняка тебе известно, что он никогда не гнушался византийским золотом, — Мехмед усмехнулся, качая головой. — Прикрываясь миротворчеством, он наживался и развязывал войны.
— Халил-паша всегда относился к людям иной веры с уважением, — Раду нахмурился. — Мне, как его подопечному, не на что нарекать.
— Однако он был готов ослепить иноверца, которого в прошлом прочил на моё место, как только его план оказался под угрозой, — Мехмед повёл плечами. — Я не собираюсь тебя переубеждать. Просто знай, что у Халил-паши нет союзников и дорогих ему людей. Бежать с ним из Эдирне небезопасно.
— Не думаю, что мой лала сможет бежать в ближайшее время, — Раду говорил без лишних эмоций, однако Мехмед заметил, как сильно он зажал кулаки.
Под ледяным покровом показного спокойствия юный принц был, словно предельно натянутая струна.
— Ты знаешь, куда направлялся Халил-паша? — Мехмед вздохнул, понимая, как глупо ожидать от ученика своего врага правдивого ответа. — Знаешь, что он собирался увезти тебя с собой?
— Это не так, — Раду неожиданно распахнул глаза, глядя на Мехмеда со всей прямотой. — Мой лала действительно собирался покинуть Эдирне, но без меня. Он всего лишь хотел, чтобы его оставили в покое.
— Однако никто не нарушал его покоя, — Мехмед скрестил руки на груди. — Знаешь, что было в кувшине с соком?
— ...... — Раду снова замолчал. Казалось, он проглотил язык.
— Я обещаю, что не стану преследовать тебя. Ты — брат Влада, — Мехмед решил воззвать к здравому смыслу. — Ты ведь знаешь, что было в кувшине.
Молчание затянулось и, чем дольше длилась повисшая между ними тишина, тем громче потрескивали свечи.