Наутро Рейн покинула город. Всё прошло спокойно. Или, по крайней мере, мне так показалось. Паники не было.
Алиса ждала в гостиной. А я вместе с Флином остался в его кабинете. В этом месте я должен был оборвать его жизнь. Мы не говорили. Он просто сидел, смотрел на меня… и ждал, когда я вгоню клинок ему в грудь.
Мысли разрывали изнутри. Сомнения, боль, ответственность. Правильный ли выбор? Или я совершаю то, что навсегда изменит меня?
Но я знал.
Я должен.
За окном разгорался утренний свет, касаясь пыльных окон особняка, как будто мир не имел никакого отношения к тому, что должно было произойти здесь, в этой комнате. Всё казалось почти обыденным, кожаное кресло, старый письменный стол. И только воздух... он дрожал, как перед бурей.
Флин молчал. Не задавал вопросов. Не просил пощады. Он просто смотрел. Не на меня — сквозь меня.
Я держал кинжал.
Мой кулак побелел. Рука чуть подрагивала — не от страха, а, наверное, от злости. Или от боли, от той, что нельзя выговорить. Я смотрел на этот клинок и понимал, что всё изменится, стоит мне только шагнуть вперёд. Стоит лишь поднять руку.
Я пытался убедить себя, что это нужно. Это справедливо. Он виновен. Он сам признал.
Но в горле стоял ком.
Потому что не было ничего правильного.
— Хочешь сказать что-то перед… — начал я. Голос предательски дрогнул.
Флин покачал головой.
— Нет. Всё, что надо, я уже сказал.
И замолчал.
Я шагнул ближе.
Один.
Второй.
Стоял почти вплотную.
Он не двинулся. Даже не моргнул. Просто закрыл глаза.
Я поднял руку.
И всё внутри меня начало ломаться.
Я чувствовал, как мир сужается до одной точки — кончика клинка. В голове крутились мысли, что если я это сделаю, если вгоню в него клинок — я потеряю что-то, чего не вернуть.
Человечность?
Душу?
Право жить, не глядя в зеркало с отвращением?
Но выбора не было.
Он знал это.
И я знал.
Мгновение — и кинжал вошёл в грудь. Медленно. Почти без звука.
Я почувствовал, как плоть раздвигается под лезвием, как лезвие находит сердце. И как под пальцами — тёплая дрожь, жизнь, которую я забираю.
Флин ничего не сказал. Даже сжал зубы чтобы не было и звука.
Просто обмяк на стуле, как будто кто-то перерезал нити, на которых держалась его душа. Голова чуть склонилась вбок, плечи опустились.
И всё.
Я стоял, застыв. Кинжал торчал из его груди. Кровь медленно стекала по рукояти, капала на пол.
Шаг назад.
Ещё один.
Мир вдруг стал каким-то странно чётким. Я слышал, как стучит моё сердце. Как где-то далеко поёт птица — не в тему, издевательски.
И вдруг — словно что-то щёлкнуло в голове.
Как будто открылась дверь, которую я даже не знал, что ношу в себе.
Внутри поднялось странное… наслаждение. Не яркое, не как от победы или от любви. Холодное и молчаливое.
Оно касалось каждого нерва, словно пальцами и будто говорило "вот каково это — убивать с наслаждением". Не в бою.
А хладнокровно.
Словно судья.
Меня замутило.
Я выдохнул. Резко, через стиснутые зубы.
— Нет... — прошептал, сам себе, не в силах выносить эту тишину.
Я выгнал эту мысль. Оттолкнул.
Но чувство осталось.
И это было страшнее всего.
Всё кончено.
Флин мёртв.
И я… Я сделал то, что должен.
Я медленно закрыл шторы в кабинете Флина. Свет больше не должен был проникать сюда. Повернулся, вышел и аккуратно притворил за собой дверь. Без звука. Навсегда.
Алиса стояла в коридоре. Увидев меня, не проронила ни слова. Да и не было нужды. Слова в такие моменты только портят тишину.
Флин передал нам ключи от особняка ещё до того, как я…
Мы заперли дом со всех сторон. Надёжно. Чтобы никто не вошёл. Чтобы тело нашли не сразу. Пусть время немного укроет следы. Пусть всё произойдёт в нужный момент.
Перед тем как покинуть столицу, Рейн вручила мне ещё одни ключи — от своего убежища. Там, по её словам, хранилось всё, карты, документы, схемы, заметки, всё, что касалось подготовки к проникновению в тюрьму. Она объяснила, что я найду там набросок плана. И что могу начинать действовать без неё.
Перед уходом она мне сказала "если ты не идиот, разберёшься".
Что ж. Посмотрим, была ли она права.
Мы с Алисой добрались до её убежища. Старая мастерская, замаскированная под заброшенный склад, я тут ещё не бывал. Обычно с Рейн встречались в подвале одного из домов. Когда-то, возможно, здесь действительно что-то производили — теперь же стены хранили только тайны.