Разложив бумаги Рейн на столе, мы принялись изучать её так называемый «план».
— Это не план, — пробормотал я, перелистывая страницы. — Это теоретическая болтовня.
Записки были грубыми, набросанными от руки. Никакой конкретики — только догадки, предположения, слабые зацепки. Кто может помочь, где искать нужные журналы, как обойти патрули. Всё — в теории.
— Зато форму подготовила, — откликнулась Алиса, открывая старый шкаф у стены.
Изнутри она достала форму охранника — чёрная клёпаная кожа, тяжёлая, надёжная.
Я узнал её сразу. Такие носят только в тюрьмах столицы. Полный комплект: шлем, закрывающий всё лицо — защита от бунтов, плевков, попыток выколоть глаза. Эта броня не оставляла человеку лица.
Форма выделялась — заключённые одеты в серое. А охранники — как тени, во всем чёрном.
В заметках Рейн значилось, что смена начинается в шесть утра, сутки через двое. Она даже записала даты, в которые меня никто не должен узнать. Всё просто.
Почти.
Документ личности она тоже подготовила — чужое имя, описание схожее с моим. Почти совпадает. Почти, но не до конца. Нет главного — штампа. А его ставят только на одном заводов, где выпускают такие документы.
И вот тут начиналось самое интересное.
У Рейн, разумеется, есть подробное описание, как попасть туда. Она знала систему изнутри. Но вот незадача — у неё не осталось никого, кто мог бы в этом помочь.
Так что придётся импровизировать.
Глава 8. Импровизация
Судя по подсказкам от Рейн, завод находился на другой стороне столицы. Добраться туда не составляло труда — форма столичной армии давала нужную защиту от лишних вопросов. Но сам завод — это не просто здание. Он тянулся через три корпуса, и нас интересовал третий — частично брошенный, огороженный забором, изъеденный временем и запущенностью. По слухам, именно в нём и находилась старая машина, которая раньше ставила штампы на документы. В какой-то момент она сломалась, и её перестали использовать — массовое производство было важнее, чем попытки вдохнуть жизнь в ветхую махину.
Новая машина работала в основном корпусе — там же и находились все охранные патрули. Только брошенный цех оставался без внимания: заброшенный, забытый, списанный. Пробраться туда можно было через старую канализационную шахту. Рейн выяснила, что одна из таких шахт вела прямо под нужный корпус. Раньше по ней сливали химикаты, теперь она была сухой и мёртвой. Тихий, грязный проход в сердце завода.
Она оставила нам кристалл — редкий, полупрозрачный, с мутным пурпурным светом в глубине. Куплен на чёрном рынке, нестабильный, но должен был сработать хотя бы раз. Этого было достаточно. Если всё получится, то документ получит нужный штамп — и я смогу пройти в тюрьму как один из них.
Проблема была в шуме. Машина не тихая и если активировать её, звук разнесётся по всему корпусу. Патрули прибегут почти сразу, соответственно на побег у нас будет минуты две, максимум. А значит, всё должно быть чётко: кто и когда что делает, как отходим, где ждём друг друга в случае провала.
Мы всё обсудили. Детали, сигналы, порядок отхода, собрали вещи, переоделись и двинулись в путь. Просто пройти на территорию завода в форме? Невозможно. Пропусков у нас нет, и охрана проверяет всех, кто заступает на смену. Офицер службы безопасности — параноик, каждого встречает лично.
Вход в шахту Рейн отметила заранее. Пролом в старой плите за ограждением. Сыро, грязно и узко. Каменные стены поедены плесенью и ржавчиной. Мы зажгли факел — света было достаточно, чтобы не сломать ноги.
Карта была у меня, я шёл первым, а Алиса замыкала. Пару раз я наступал в липкую жижу, один раз мимо нас прошмыгнула крыса размером с кошку. Ужасное место.
— Судя по карте, это здесь, — пробормотал я, указывая на железную лестницу, уходящую вверх.
Я взобрался первым. Тихо, металлический люк пришлось отодвигать с осторожностью — он скрипел, но не слишком громко, прислушался и понял, что тут пусто.
Я вылез первым, затем помог Алисе, протянув руку. Воздух здесь был другим. Запах пыли, ржавчины и давно застывшего масла. Корпус был огорожен бетонной стеной, трещины на которой тянулись, куда-то под потолок.
Внутри нас ждала махина.
Монолитный аппарат возвышался над треснувшим, полуразрушенным полом, словно ритуальный алтарь. Он и впрямь выглядел так, будто не принадлежал этому времени.
Пресс стоял на массивном пьедестале из чёрного, обсидианоподобного камня. По его бокам — выгравированные руны, язык древний, почти забытый. Линии были сглажены временем, но всё ещё слабо пульсировали синим светом, будто живыми сосудами тянулись под каменной поверхностью. Основа самой машины напоминала печатный механизм, только из другого века — или даже мира. Без рычагов, без валов, без движущихся частей. Внутри — только тишина, гул энергии и что-то неосязаемое, древнее.