— Ты говорил, что генерал врёт. О чём это ты? — раздался голос из толпы.
— Генерал водит за нос каждого из вас. Он лжёт, когда говорит о зле за стенами. Я был там, я видел, что происходит. Нам десятилетиями вдалбливают фальшивую историю, где мы — жертвы, а за стенами — монстры. Но всё не так. Королевством управляет человек, способный превратить вас в безвольных рабов своего дела. И я требую суда над Кассианом фон Люмьером! У меня есть доказательства его тирании. Доказательства того, что он — безжалостный, бесчеловечный фанатик. Я требую суда присяжных! — голос мой звенел, срывался, но я не умолкал.
— Почему мы должны тебе верить? — спросил седой старик, стоявший неподалёку.
— А вы оглянитесь. Давно в столице было столько солдат и стражников? Давно ли вас заставляют сидеть по домам после заката? Проверяют каждого, заглядывают в сумки и кошельки? Кто из вас был услышан в сенате? Кто пришёл с жалобой и был принят? Вам даже говорить не дают! Вы и без меня всё знаете! Власть в столице давно прогнила. Законы действуют лишь по приказу генерала. Армия преследует тех, кто осмеливается не соглашаться. Очнитесь, люди!
— Да! Мне надоело, что меня досматривают каждый день! — крикнул кто-то из толпы.
— А меня бесит, что мои жалобы просто выбрасывают! Говорят, не до меня! — добавила девушка с детской коляской.
И понеслось. Толпа вспыхнула, как сухая трава. Кто-то ругался, кто-то звал на площадь всех соседей. Кто-то кричал имя генерала с проклятием, кто-то просто молчал, но глаза у всех горели.
— Это разжигание бунта! Схватить его! — заорал один из стражников.
— Отставить! — голос майора прозвучал как удар. — Он прожил в столице всю жизнь. Он такой же гражданин, как и я. Если он требует суда — так тому и быть. Сопроводите его в зал и призовите генерала.
Сказать, что я удивлён, — ничего не сказать. Я спустился и никто не схватил меня. Майор лично проводил меня в здание суда. Зевак ждать долго не пришлось — зал заполнился моментально, стоило мне лишь переступить порог.
Майор тут же отдал приказ — вызвать присяжных, судей и генерала. Всё происходило стремительно. Даже слишком.
Зал суда… Человечество построило его как символ справедливости — и как театр.
Помещение было гигантским. Полукруглый зал, уходящий вверх амфитеатром. Повсюду ряды тяжёлых деревянных скамеек, отполированных веками. На них уже сидели люди, кто-то стоял в проходах — дышали жарко, тяжело, как перед бурей. Воздух был насыщен напряжением.
По бокам — балконы, за решётками которых располагались вооружённые солдаты и представители разных факультетов — армия, правоохрана, разведка. У всех лица были серьёзные, каменные.
В центре — помост, выложенный мрамором. Слева — возвышенное место для двадцати присяжных. Некоторые кресла были украшены гербами семьи, остальные — простые, стандартные.
Справа — трибуна для судей. Трое. Трое человек, от которых зависит приговор. За их спинами — огромный герб королевства. Судьи уже сидели на месте, облачённые в тёмно-синие мантии, под цвет ночного неба.
Против меня — вторая трибуна. Тяжёлый трон из чернёного дерева, специально отведённый для высокопоставленных чиновников. И именно туда, в сопровождении восьми вооружённых солдат, шаг за шагом вошёл он — генерал Кассиан фон Люмьер.
Человек, из-за которого всё началось. Человек, которого я должен был победить не силой, а разумом.
И вот он напротив...
У меня всё было под контролем. Судьи, хоть и смотрели с недоверием, играли свои роли. Сначала — скептицизм, затем — дозволение говорить. Пока что всё шло так, как я рассчитывал.
— Хорошо, господин Грин, — произнесла судья Хоун с сухой сдержанностью. — Вы устроили представление на центральной площади, мы поняли, что вы хотите обвинить генерала в определённых злодеяниях. Но по правилам суда вы должны знать: и генерал вправе выдвинуть встречные обвинения.
— Этот человек… Нет. Простите, уважаемые жители, не человек — спокойно, почти холодно заговорил Кассиан. — Это чудовище. Продукт грязных экспериментов. Его вырастили за пределами наших стен, чтобы направить против нас. Его цель — уничтожить последние остатки человечества. Прошу суд — я требую его публичной казни.
Он был уверен в себе. Жесты, взгляд, голос — всё выдаёт полную самоуверенность. Но он ещё не знал, какие козыри у меня в рукаве.
— Что ж, — вмешался судья Лоран Велвис, — принимается. Господин Грин, вы настаиваете на проведении судебного разбирательства по всей строгости человеческих законов?
— Верно, — ответил я коротко.