— Опасная затея. Почти три сотни лет этим напиткам. Кто знает, что с ними стало за это время. — сказал я, изучая мутное стекло.
— А ты что, не любишь риск? — в спину меня ткнул Наир, хмыкнув.
— Ладно, давайте поможем всё расставить. — сказал Вайт.
Минут через сорок всё было готово. Начались проводы. Вайт, как всегда, произнёс речь — пламенную, воодушевляющую. Говорил, как мы прошли через многое, как важно не сдаваться, вернуться с победой… в общем, всё в его духе. Я слышал такие речи ещё в столице — и тогда они казались вдохновляющими. Сейчас… просто привычными.
Мы начали пить, есть, танцевать. И это действительно помогло. Хоть на миг — забыть о войне, о страхе, о боли. Просто насладиться моментом. И, возможно, почувствовать, что мы живы.
Вот только один нюанс. Сколько бы я ни выпил — не пьянею. Вкус чувствую, горло обжигает, но реакции — ноль. Будто организм сразу же растворяет алкоголь, превращает в воду и усваивает без следа. Мгновенно. И сколько бы я ни пил — всё то же. Очередная приятная "особенность" моих мутаций.
Хотя… интересно, как мой организм среагирует на яды, если он вот так переваривает алкоголь. Надо будет проверить. Потом.
Площадь перед таверной гудела. Столы ломились от угощений, смех то и дело взрывался в разных концах двора, вспыхивал, как искра, и перекатывался дальше, будто волна по морю. Кто-то уже начал петь — сначала неуверенно, нараспев, потом подхватили другие, и вот уже вся толпа тянула простую деревенскую песню про какого-то пьяного охотника, что проспал рассвет и сгинул в болоте. Ногами притопывали, кто-то хлопал в ладоши, уже летели первые шутки, подколы, подзатыльники. Воздух был пропитан жареным мясом, дымом, лёгким ветром и радостью.
Дети сновали между взрослыми — кричали, бегали, пытались залезть на стол, выхватывали пироги и тут же убегали под одобрительный гул. Кто-то взялся за окарину, да так ловко, что даже старички замерли, кивая в такт. Следом гвидор заиграл ярко, быстро, зажигательно, и началась пляска. Грубая, весёлая, без вычурности. Кто-то отплясывал, как умел, кто-то просто махал руками, раскачиваясь в такт — не важно было как, главное было весело.
Я сидел в стороне, с кубком в руке. Бутылка стояла рядом, уже на треть опустевшая. Виски… или всё-таки коньяк. Я не знал. Горечь, крепость, тёплый привкус в горле — всё чувствовал. Но как ни странно, ни жара в груди, ни пьяного тумана в голове. Просто вкус и… пустота. Будто организм прожигал это сразу, не оставляя даже намёка на опьянение. Я налил ещё и выпил. Ничего. Только лёгкое тепло и лёгкая скука от осознания, что никакого эффекта опять не будет.
Я поднял взгляд — и на мгновение забыл о своей странности.
Марк и Кейт отплясывали рядом с костром. Марк, как всегда, шумный, могучий, с огромным куском жареного мяса в руке, что-то орал Кейт, смеялся. Она в ответ закатывала глаза, но тоже не могла удержать улыбку. Они хлопали друг друга по плечам, обменивались шутками, кружились, как дети. Лёгкость, свобода, никакой войны. Только мгновение.
Чуть поодаль Велокс, пьяный вусмерть, навалился на плечо Вайта и что-то ему втирал — горячо, громко, не переставая жестикулировать. Вайт сначала пытался сопротивляться, но потом рассмеялся и хлопнул драконида по спине так, что тот чуть не свалился. Обнялись. Ржали оба, как подростки.
А потом я увидел то, что и вовсе застало меня врасплох.
Наир и Виктория...танцевали. Причём именно что под быструю, деревенскую музыку, с подпрыгиваниями, поворотами, ловкими руками. Волк и девушка, абсурдная пара. Но она смеялась. Он, тяжёлый, большой, но двигающийся с каким-то почти хищным изяществом, кружил её, будто не замечая своих лап. Они выглядели как старые друзья — или даже больше. И этот танец, шумный, весёлый, неправильный — был настоящим.
Я вдруг понял, что впервые за долгое время хочу просто быть частью этого вечера. Не сидеть в стороне, не думать, не анализировать. Просто встать. Просто шагнуть в огонь жизни, что вдруг вспыхнул здесь.
Я поднялся из-за стола, съел что-то ещё — кусок пирога, кажется, и что-то солёное, потом глотнул снова из кубка — всё так же безрезультатно — и шагнул вперёд.
И тут почти в упор передо мной оказалась Виктория.
Её глаза — немного затуманенные, блестящие — говорили, что она выпила изрядно. Щёки порозовели, волосы растрепались, губы чуть приоткрыты, как будто она пыталась что-то сказать, но не могла подобрать слова.