Выбрать главу

На южной стороне линии фронта, в лагере артх’Карас, несли дежурство великие воины — высокие, покрытые чешуёй, закованные в тяжёлые доспехи, словно живые бастионы.

Один из них, по имени Игнис, как раз наблюдал за укреплением стены, когда к лагерю подъехал одинокий всадник. Тонкий силуэт, лёгкая походка, узорчатое седло. Всё выдавало — скели.

— Тилан? — удивился драконид, шагнув навстречу. — Что ты тут забыл?

— Да что-то заскучал, вот и пришёл, — с ленцой ответил эльф, соскочив с коня. Он двигался бесшумно, как тень.

— А если серьёзно? — переспросил Игнис.

Тилан усмехнулся, но в глазах его не было веселья.

Он был не таким, как другие скели. Его лицо — узкое, резкое, словно высеченное из кости, кожа загорелая, обветренная. Морщины у глаз от вечного прищура. Взгляд — серо-стальной, хищный, лишённый мечтательности, наполненный вниманием и болью. Волосы — короткие, тёмные, почти чёрные, кое-где выбеленные прядями. Одежда — тёмная, поношенная, под цвет грязи и листвы, доспех — лёгкий, кожаный, с вкраплениями чёрного металла. На поясе — изогнутый нож. За спиной — лук.

— Поступил приказ собрать группу для разведки, — наконец сказал он, поправив ремень. — Обратил внимание, что эти твари стали… умнее?

— Разведка? — Игнис нахмурился. — У нас что, совсем больше воевать некому?

— Наши правители считают, что это звучит лучше, чем самоубийственная вылазка. — Эльф пожал плечами. — По данным наблюдателей, лидер этих тварей собирается посетить какой-то храм на востоке. Никто не знает, что это за место. Только карта. Только направление.

— И зачем нам туда идти? — скрестил руки на груди драконид, недоверчиво покосившись на эльфа.

— Шанс. Схватить его. А лучше — убить. — Тилан произнёс это спокойно, почти буднично.

Молчание повисло между ними.

— Кто в команде? — наконец спросил Игнис.

Тилан ухмыльнулся уголком губ:

— Тебе не понравится. Но идём, дождёмся остальных.

Он хлопнул драконида по плечу и направился вглубь лагеря.

Сбор группы проходил прямо на территории артх’Карас — среди каменных казарм, магических вышек и полевых кузниц. Повсюду — шум, грохот, крики офицеров, бряцание оружия. Дракониды переговаривались с гномами, люди тащили ящики с алхимическими смесями. Скели начерчивали охранные руны. Даже фен’Каар — огромные зверолюди — стояли в очереди за пайком, не вдаваясь в привычные споры.

Единственное место в мире, где не было вражды. Только один враг. И одна цель.

Но даже здесь, среди тысячи флагов и знамен, над кольцом обороны начал сгущаться холод.

Постепенно в шатре, куда стягивались члены команды, стало теснее — к Тилану и Игнису присоединились остальные. Один за другим, молча, без ненужной суеты, вошли те, кого ждали. Сначала Торгрим — гном, которого трудно спутать с кем-то другим даже в темноте. Он ступил внутрь, как скала — неспешно, гулко, будто сам воздух стал плотнее. Его лицо, словно вырубленное из гранита, хранило суровую сосредоточенность. Борода — гордость и оружие, густая, тяжелая, заплетённая в две косы, звенела медными наконечниками при каждом шаге. Подобно ветвям древнего дерева, эти косы обрамляли его грудь, скрывая массивный подбородок. Глаза — маленькие, угольно-тёмные, вечно прищуренные, как будто в них отражался свет кузнечного горна, а над левым глазом — старый, белёсый шрам, напоминание о давнем бою, пережитом без крика. Доспех его был кован из темной стали, украшенной медными узорами клана. За поясом висел топор — не просто оружие, а часть самого Торгрима, как будто выросший из его руки. Шлем с мощной назальной пластиной держался под мышкой, а наручи звенели, когда он опирался на стол, изучая карту. Не было в нём суеты — только спокойная, тяжёлая уверенность, будто он, а не скалы снаружи, сдерживал наступление Хаоса. Он не отступал. Его даже приходилось утаскивать с поля боя — буквально, силой, — чтобы спасти от гибели, когда все уже отступали.

Следом за ним, будто из другого мира, в шатер проскользнул гоблин по имени Гаццу. Он двигался крадущейся походкой, присев, будто опасаясь быть схваченным невидимой рукой. Его кожа — серо-зеленая, жирная, с шершавыми наростами, как у старой жабы. На узком лице блестели глаза — желтые, с вертикальными зрачками, полные неугомонного движения и странной, злобной сообразительности. Нос — сплющенный, как будто когда-то сильно ударили, рот вечно приоткрыт, обнажая гнилые, кривые зубы, которыми он будто готов вцепиться в горло любому, кто обернется к нему спиной. Длинные пальцы, больше похожие на когти, нервно перебирали подвески у пояса — мешочки, ножи, кости, грязные трофеи. Он не сказал ни слова, только кинул взгляд на Игниса и шмыгнул в угол, где сел, поджав ноги. Он был не воин. Он был заноза в теле врага — подлый, хитрый, смертоносный. Тысячи падали не от его руки, а от ловушек и мерзких выдумок, рожденных в его голове. Он был тем, кто смеётся в дыму, когда рушится осадная башня, и тем, кто в темноте шепчет, как пробраться в тыл.