Почему не послать армию?
Всё просто. Армия спугнёт.
— Ладно, мы на месте. Как ты и сказал, ещё полдень. До вечера должны найти, где спрятаться, — пробормотал Торгрим, разглядывая церковь из старого мира.
Не собор — твердыня. Приземистая, суровая, будто вырубленная из самого костяка земли. Камень серый, поросший лишайником и мхом, казался потемневшей кожей умершего титана. Фигуры святых истёрлись до бесформенных силуэтов, как призраки, забытые и богами, и людьми. Витражи давно выбиты — вместо них лишь черные, зубастые провалы. Крыша местами обрушилась, обнажив почерневшие от дождей и солнца балки, похожие на ребра гигантского зверя. Колокольня, накренившаяся, словно от стыда, утратила шпиль и теперь торчала обломком в небо, немым упреком былой гордыне.
— Давайте осмотрим всё, — спокойно сказал Игнис.
Прошло два часа. Команда знала каждую трещину в стенах, каждый укромный угол.
Было решено, что эльф и гном займут позиции снаружи, в кустах. Они должны первыми заметить приближение врага. Драконид и зверочеловек укрылись в подполе — место тёмное, укромное, откуда они смогут слышать каждое слово и шаг. Гоблину удалось забраться наверх в полуобрушенный чердак, возможно, бывший склад, стал его логовом. Оттуда он мог нанести удар внезапно, если потребуется.
Солнце уже опускалось за горизонт, окрашивая руины в багряное. И тогда они увидели их.
С севера, по холму, неспешно двигались всадники. Семеро. Все — в тёмной, матовой броне, украшенной шипами и рунами. Никаких гербов. Только глухие, черные латы, пожирающие свет. Кроме одного.
Один был одет иначе. И с ним, вероятно, пришла сама причина их присутствия здесь.
Он спешился у самого входа в церковь. Его движения были нечеловечески плавными — лишёнными малейшей суеты, будто каждое было заранее выверено и отрепетировано в другом мире. Ни рывка, ни звука, ни напряжения мышц. Он не слез с коня — он соскользнул с седла, как густая тень, и ступил на землю беззвучно, несмотря на броню, чёрную, как сама ночь.
Она не была тяжёлой, как у других всадников. Вместо этого её основой служила плотная, гладкая кожа, темнее сажи. Старый, но безупречно ухоженный материал обволакивал тело, словно вторая кожа. Поверх неё, как металлические наросты, были вделаны сине-чёрные пластины — не сверкающий металл, а матовый, поглощающий свет сплав, погружённый в молчание.
Предплечья защищали узкие наручи с рядами коротких, направленных наружу шипов. Такие же шипы торчали из коленей, края нагрудника, и даже наружной стороны перчаток. Не украшения, не бравада — они выглядели практичными, смертоносными, как зубы хищника, предназначенные для боя, не для угроз.
На его плечах лежал плащ — тяжёлый, чёрный, как вываренный в смоле, ткань которого почти не шевелилась даже от вечернего ветра. Он не колыхался — он висел, будто напитан свинцом. Подбитый чем-то, что гасило звук, он заглушал шаги. На горле плащ застёгивался крупным металлическим кулаком с когтями, стиснутыми в жёсткий узел. Капюшон был глубоким, закрывая верхнюю часть, бросая всё лицо в тень.
А под капюшоном — маска.
Без украшений. Без символов. Из того же тусклого, ледяного металла, что вставки на доспехах.
Не просто скрытая личность — её отсутствие.
Он стоял прямо, будто столб, но без тени напряжения. Слегка наклонив голову вперёд, словно слушал землю под ногами или впитывал что-то, недоступное другим. Правая рука лениво постукивала пальцами по рукояти меча — длинного, узкого, в ножнах из той же чёрной кожи. Он не отдавал приказов. Не оборачивался. Не двигался. И всё же его присутствие было абсолютным.
Всадники позади него застыли, как статуи. Ни звука. Ни движения. Даже ветер, казалось, обходил его стороной. Он был центром тишины, ядром холода среди последнего света уходящего дня.
— Ты тоже это чувствуешь? — прошептал Торгрим, затаившись в кустах. От незнакомца веяло чем-то сильным, подавляющим, древним.
— Тихо ты, — так же тихо, но жёстко произнёс Тилан.
И в тот же миг воин в чёрной броне повернул голову прямо в их сторону. Расстояние было приличным, укрытие надёжным — ни один звук не должен был долететь до него. Но в том взгляде не было сомнений. Он знал.
Спасло их лишь вмешательство: к церкви подъехал всадник, человек, тот самый предатель. В руках у него были бумаги, и лидер Хаоса, не выказывая ни удивления, ни гнева, медленно махнул рукой, приглашая его внутрь. У входа остались двое охранников — такие же мрачные как и их повелитель.