И вновь взвелся механизм сердечный, но ощущения оказались, отвратные, запузырилась кровь в сердце. Покрылась кожа сыпью красною, тошнота к горлу подступила, отекло лицо и конечности ее. Испугалась Гатта эффекта такого, закричала в ужасе, посмотрев в зеркало настольное. Вбежал отец в комнату к дочери и ужаснулся виду и состоянию дочери своей.
– Гатта, доченька, что с тобой стало?
– Я не хотела, папенька! Я не знала, что так будет.
Огляделся отец, на ведро, на мышь мертвую и понял, что произошло.
Что же делать? Что делать? Думал Гомель. Гатту к тому моменту тошнило не прекращаясь, опухло лицо ее, глаза заплыли. Знахарь здесь не поможет. Нужен старец, да где ж его найдешь. С момента воскрешения Гатты, он как в воду канул.
Вниз побежал по лестнице, сбегать за знахарем, всякая помощь будет кстати.
Накинул плащ дорожный, дверь открыл входную. И от удивления отскочил. На пороге стоял тот самый старец.
– Доброго вечера, Гомель. А я тут решился проведать, как дела у дочери твоей. Все ли хорошо.
Господь всемогущий, – воскликнул отец. Гатта! С ней что-то не так!
– К ней веди меня немедля – проскрипел старец.
Лежала Гатта на кровати, головою в низ.
Твердой поступью вошел старец. Хмурым взглядом окинул он убранство, комнаты девичьей. Та, что на кровати лежала, в жуткой агонии билась. Схватился Гомель за длинный подол одеяния старца. И взмолился в ноги кланяясь.
Помоги дочери моей! Не медли!
Одернул старец подол одеяния.
С едкой усмешкой во взгляде взглянул он в глаза Гомеля полные мольбы и отчаяния.
Да будет это уроком для тебя Гомель и для дочери твоей ненаглядной – проскрипел старец. Медленно склонился он над телом девушки, крупная дрожь пробегала по нему. Костлявою рукою провел он по волосам ее.
- Сделай что-нибудь, нечисть! – прорычал Гомель, в припадке ярости воззрившись на старца.
- Молчи! – грубо окрикнул старец его. Кубок бери и нож не забудь. Иди и крови добудь.
- Встрепенулся отец и дрожащей рукою нащупал он кубок рядом с собою. В голове крутилось – “Крови добудь”. На ватных ногах и с дрожью в коленях. Гомель вышел за дверь. Но вскоре вернулся он с бледным лицом, с кубком в руке. Крови до края наполнено в нем.
- Иди и встань рядом со мной – процедил, не глядя на Гомеля старец.
Запомни! И знай, это сердце бесценно! В нем есть секрет, и поверь не один, таких много. Вот первый из них, главенство живого – дано человеку. Ему одному. Источник живительной силы - в крови.
- В крови - ЧЕЛОВЕКА!!!
Твердой рукою старец принял заказ. Ты, Гомель, поверь, я помог неспроста, в этой крови, есть то, чего нет ни в одном человеке на свете. Это сердце чудесно, но главное чудо, во все не в нем. А в одном элементе. Оно спрятано в нем. Старец, перстом указал на сердце в груди. Гомель понял – все дело в любви.
Не мешкая боле, закатав рукава, взял он серебряный нож. Все, что ты видел доколь, то было цветочки. Лукаво воззрился старец в слезные очи отца. Не пугайся, она будет жива. При этих словах проворно и быстро, взрезал он плоть.
Боже мой! Моя дочь! – воскликнул Гомель в сердцах.
Но старец, как заправский хирург самоучка, уродовал тело. Небрежно и резко, снова и снова, нож рвал и терзал, пытаясь добраться до сердца стального. Гатта лежала словно кукла. Безмолвно.
Минута прошла, для Гомеля вечность. Кровавые пальцы, утопают в грудине, наконец, старец устало вздохнул. Дернул он руку и вывел наружу маленький клапан. – Зачем же он нужен?
Гомель, ты бы хотя бы спросил! – с усмешкою в голосе сквозь зубы старик процедил.
Что за безумие, ты тут творишь! Моя дочь! Ты копаешься в ней словно в сене.
Проворной рукой, с алчной усмешкой и блеском во взгляде, старец вентиль повернул до отказа. В тот же миг, темная кровь, тонкой струей потекала из груди. Белая простыня. Красная простынь. – Гомель, взгляни!
Ее лицо, только что, оно было болезненно серым, одутловатым, отекшим, но живым, теперь же оно побледнело и стало мертвенно белым. – Отеки сошли!
Гатта вдруг громко вскричала. Широко распахнула глаза, полные страха и ужаса, застыла на миг! Собравшись издать еще один крик, безучастно смотря в пустоту, закрыла глаза.
Гомель! Отойди от нее и замри, – раздался повелительный тон, и старец костлявой рукой увлек его за собою. Кровь все текла тонкой струей. Гатта немою принцессой лежала в кровати.
Взгляни на нее – такая светлая, чистая. Но то лишь обман, коварного хищника подлый капкан. Она слышит и видит, знает и чует. Только лишь ждет.
Чего она ждет? – Гомель не успел озвучить вопрос, он лишь стоял и взирал, как в жутком видении. Конечности Гатты словно с телом не дружат, словно каждый из них по отдельности служит. Здесь и Евклид, что окружности крутит, и Вельзевул, Азазазель, Астарот. Тонкие нити привязали к запястьям и крутят и вертят, как куклу тело ее. Когда-нибудь слышал, как ломаются кости? – то старец сказал или разум мне подсказал.