Я хмыкаю.
- Побила я не того Говарда. И, кстати, мой – не жених мне, а всего лишь друг.
- Да-да, именно поэтому он наведывается к нам каждый дьявольский день с явным намерением сделать с тобой то, что обычно друзья друг с другом не делают. Так что ты сделала не с твоим Говардом? Миёко ничего толком не сказал, только уселся за отчёты с убийственной аурой.
- Уи! – я щурюсь, вспоминая яростное лицо мужеподобного Темпли. – Я всего лишь напомнила господину Темпли, что нужно уметь заводить любовниц, а не вешаться на каждую привлекательную девушку.
- Бедный Говард Темпли.
- Руру, ты заказала статью? - девушка кривляется и замолкает. В трубке слышится её лёгкий и сладкий, как аромат цветущей вишни, вздох.
- Они просят шестьдесят тысяч.
Я поднимаю брови.
- Не много ли они хотят за простой грязный слух?
- Мисс, хорошие сплетни дорогого стоят! У нас давно не было интересного чёрного пиара, надо же вам для приличия хоть парочку любовников приписать.
Скулы ноют от широты улыбки.
Я останавливаюсь. Туман – словно воск. Одинокие потрёпанные фонари застыли в нём, как поддельные золотые слитки. Летний воздух непривычно холоден, и я с наслаждением выдыхаю облачко пара. Облизываю ярко накрашенные губы.
- Парочку?
- Да, думаю, маловато. Пять – самое то. И ещё нам понадобятся провокационные фотографии. У вас есть какие-нибудь предпочтения?
- Можно, пожалуйста, не больше одного любовника.
- Мисс Мюрре…
Но не успевает Руру договорить, как в голову вонзается чужой крик. Я быстро вешаю трубку и замираю.
Туман плывёт, свежий воздух мягко щекочет кожу. Я вдыхаю, и мир лишается звуков: облепляет тяжёлой оглушающей тишиной.
Крик раздаётся снова, но на этот раз очень тихий. Кому-то закрыли рот ладонью. Удар. Ужас. Пахнет кровью. Кровью маленького ребёнка.
Я плыву по улицам с туманом, цепляясь за тонкие ниточки запахов, рисую перед закрытыми глазами красный кирпичный дом с покосившейся калиткой. И в то же мгновение оказываюсь перед ним и перепрыгиваю через забор.
В комнатах горит свет. Ниточки ужаса и крови ползут вверх по лестнице, переплетаются с пряным ароматом лилий и тошнотворной вонью пота. Я снимаю туфли на шпильках и, надёжно зажав по одной в каждой руке, крадусь на второй этаж. Сворачиваю за угол.
Связанная девочка сидит на полу, над ней навис жирный обросший мужлан с пистолетом за поясом и ножом в руке. Две пары глаз ловят мой взгляд, сердце девочки сжимается, кровь отливает от её лица, губы трясутся.
Я звонко смеюсь, вгоняя всех в ступор.
- Милый, ну ты скоро?
Маньяк проводит взглядом по моим оголённым бёдрам. Я чувствую резкий прилив энергии, словно воздух мгновенно загустел. Мужлан вдруг улыбается – широко и смело, как голливудская актриса на подиуме. Улыбается невыносимой тошнотворной улыбкой.
И в это же мгновение лишается одного глаза. Он не успевает уследить, как я метаю туфлю, и шпилька вонзается точно в глазное яблоко. Брызгает гнилая кровь. Девочка вопит и валится на пол. Я награждаю незнакомца ударом в пах и, скрючившегося, вырубаю ребром ладони.
От жирного потного тела несёт кровью сотен невинных людей. Все его запахи, всё, чего он касался, пахнет сладковатой гнилью. Я морщусь, борясь с приступом тошноты.
Опускаюсь на колени перед девочкой и быстро избавляю её от верёвок и кляпа. От шока бедняжка дрожит, не в силах вымолвить и слова.
- Каких только ужасных дядь на свете нет, да? – я улыбаюсь и осторожно касаюсь её влажных испачканных рук. – Давай подождём лапочек-полицейских на улице? – вместо ответа малышка вцепляется в мои запястья. Слёзы тихо катятся по её щекам.
А голос вдруг срывается на писк.
Я успеваю почувствовать угрозу, но, опасаясь ранить ребёнка, лишь толкаю девочку подальше и напрягаю тело. Сильные руки вцепляются в ткань платья и, грубо развернув в воздухе, швыряют в стену. Жуткий грохот перемешивается с воплем. Прорыв рыхлый гипсокартон позвоночником, я сползаю и приземляюсь на корточки.