Я знал, что не смогу забыть Вив. Потому что хочу ее помнить.
Днём было ещё ничего. Я мог носиться верхом, переплывать реку или, найдя уединенный лесной водопад, стоять под его упругими ледяными струями. И при этом все равно думать о том, как хорошо было бы здесь с нею.
А ночью стоило закрыть глаза, как я отчётливо представлял ее нежные, сочные губки и сливочно-белую кожу. Глаза, в которых можно утонуть. Прелестную, запрокинутую в страстном порыве головку в ореоле черных кудрей. Звонкий голосок, сводящий меня с ума.
Я люблю ее. Но что я должен сделать во имя этой любви? Молить ее уехать со мною? Или покинуть ради ее же блага?
Последние дни я мог видеть ее лишь издали, когда она гуляла в саду. Но теперь она всегда была окружена свитой, и ни к своей скамейке, ни к фонтану не приближалась.
А если бы и пришла туда, все равно я не смогу, как раньше, просто положить цветок в ее книгу.
И ещё я видел ее в дворцовой часовне.
Сегодня утром я ожидал ее после мессы, у чаши со святой водой. Это был единственный способ ощутить прикосновение ее ручки. Она не подняла глаз, но я увидел, как дрогнули и чуть опустились уголки ее губ.
Днём я узнал, что она уехала в обитель Святой Бенедикты.
То самое место, откуда она так неосмотрительно убежала однажды ночью, чтобы стать моей! Место, где мы целовались у садовой калитки, в тени старых лип.
Принцесса сидела на траве, выбирая подходящие камышинки среди целой россыпи стеблей. Они лежали у нее на коленях, и Вив отбрасывала слишком короткие. А камышинки подходящей длины становились дудочками после того, как принцесса кончиком кинжала вырезала в них аккуратные дырочки.
Завтра она научит играть маленьких сироток-воспитанниц св. Бенедикты. А ещё пошлет фрейлин на базар за сладкими вафлями для малышек.
Ловкие пальцы ладили нехитрую игрушку, а в голове, как заноза, сидела одна мысль: он уедет. И я больше не увижу его.
Но почему все должно было быть так? Это же несправедливо. Ведь мир огромен! Неужели во всей необъятной империи Карла Великого, и во всей христианской Испании, и в иных краях не найдется такого места, где отступили бы злость, ненависть и жажда мщения, и можно было жить им двоим?
Ни в книгах древних мудрецов, ни в монастырских хрониках, ни в песнях и сказках не было ответа на этот вопрос. Мама говорила, что дед Вивианы был из рода бретонских друидов, но даже и он, видно, не знал такой счастливой земли, иначе не скитался бы до старости по свету.
Выезжая днем из Компьеня, Вивиана увидела на городской площади гистрионов Нануса, как обычно, собравших вокруг себя толпу зевак.
Конечно же, среди всех этих канатоходцев, дрессировщиков и прочих фигляров, как звезда на небосводе, блистала Сехмет.
Завидев издали кортеж принцессы, египтянка приблизилась и пошла рядом с кобылицей Вив, держась за стремя.
— Не грусти, маленькая принцесса! Сейчас тебе плохо, но этот мрак рассеется.
— Значит, я еще буду счастлива, Сехмет?
— Конечно, будешь. Только дождись и не унывай. У вас, христиан, уныние — это же что-то вроде греха?
— Я не состарюсь, пока буду ждать?
— Это уж как судьба распорядится. Женщины моего народа умеют хорошо гадать, а мужчины что угодно украдут, только счастья себе никто из них не нагадал и не украл. Значит, нелегкое это дело, маленькая принцесса!
Где-то неподалеку перекликались, собирали цветы ее девушки.
Пока светло, они покатаются на лодке, попоют песни, а потом раскинут шатер и переночуют здесь, а весь следующий день проведут в обители.
Вивиана старалась как можно больше загрузить себя делами, чтобы усталость помогла ночью заснуть. А чем ещё заниматься на берегу реки, если не изготовлением забавных безделушек? Но дудок она нарезала уже много. Надо будет попробовать плести маленькие корзиночки.
Над вечерней рекой начинал клубиться туман, скоро он станет гуще, и надо успеть нарезать камышовых стеблей.
Двое воинов уже разводили костер, на котором будет вариться вкусная рыбная похлебка.
А пока она готовится, принцесса с фрейлинами покатаются по реке.
Лодка ждала наготове, воины уже ставили парус, а весёлых молодых девиц долго уговаривать не надо.
Все быстро разместились на скамьях.
На реке было ветрено, и девушки закутались в накидки.
- Не сиделось ей на месте, - недовольно буркнул кто-то из вавассоров, оставшихся на берегу. - Заболеют, а кто потом будет виноват?