Одвин улыбнулся.
- Люблю, хоть и привык довольствоваться малым! Однако твоя забота мне приятна.
- Там, в лесах, тебе ведь приходится все делать самому.
- Да, там у меня повара нет!
В тот день Анри и Винифрид устроили охоту на волков. Обычно серые разбойники редко появлялись в окрестностях королевской резиденции, где воины беспощадно истребляли их. Местное население и путники чувствовали себя в безопасности, но сейчас весенняя бескормица выгнала хищников из лесного логовища. В такую пору отощавшие волки очень опасны. Каждый день доходили вести, что они нападают на паломников и даже ищут поживы в крестьянских дворах.
Охота всегда была любимым развлечением Анри, с его любовью к риску и опасности. Раньше вечера принца и всю его свиту не стоило ждать, и потому Вивиана и Одвин обедали только вдвоем в жарко натопленном покое.
- Скоро ты поправишься, - говорил Одвин. – Весеннее тепло быстрее погонит в жилах кровь и вернет силы, и ты, Вив, снова будешь без устали носиться верхом по лесам!
Она улыбнулась, подумав о своей кобылице Люцерне. Радостно было думать, что ее любимица не погибла в огне.
В тот страшный день, когда Вивиана бросилась из обители на поиски Сехмет, Люцерна захромала, и принцессе оседлали другую лошадь.
- Я хотела бы побывать в Понт ле Шене, дедушка.
- Конечно, ты там побываешь, как только окрепнешь. Ведь там, насколько я помню, прежде стоял замок Готфрида Кривого Локтя!
- Так ты видел этот замок, дедушка Одвин? – удивилась Вив.
- Конечно. Тогда он еще не был разрушен. Однако набеги оттуда были обычным делом, и люди боялись не то что селиться, но просто проезжать мимо! Однажды люди графа Готфрида даже похитили и держали в подвалах замка матушку нашего Винифрида!
Вив вздохнула и некоторое время, нахмурив брови, пристально смотрела на плясавшие в очаге рыжие языки огня.
- Скажи мне, дедушка Одвин, будут ли люди когда-нибудь жить в мире? - спросила она наконец. - Или вражда и месть – наши постоянные спутники?
- Я вижу, что эти мысли давно жгут твою душу и лишают покоя, - медленно проговорил бретонец. – Но ведь ты уже знаешь, что этот мир жесток. В свои годы ты понимаешь больше, нежели твоя матушка, которая долго была лишена общества людей. Чем же вызваны твои тревожные мысли, Вив? Я ведь наблюдал за тобой все то время, что мы живем здесь. Что-то очень сильно тревожит тебя.
- Это так, - призналась она. – Какие-то непонятные предчувствия истерзали мне душу!
- Но я уверен, что причину своих терзаний ты знаешь, - мягко сказал Одвин. – Я могу помочь тебе, но только если ты сама хочешь все рассказать и получить совет. Ты должна знать: моей силы достаточно, чтобы увидеть прошлое и настоящее, и даже заглянуть в будущее любого человека. Но делаю я это только по просьбе, ибо негоже вмешиваться и вызнавать чужие мысли без спроса!
- Тогда, я думаю, дедушка Одвин, ты сильно отличаешься от магов-шарлатанов, которые желают через свое знание, которое они используют во зло, получить как можно больше власти над другими!
- Но мне, как ты знаешь, власть не нужна. Я давно живу в лесной пещере, где пророщенные зерна пшеницы или несколько головок дикого чеснока спасут от голодной смерти, и потому они ценнее золотого солида, который не на что потратить!
- Но ведь так было не всегда? – удивилась Вив. – Из рассказов моей мамы я знаю, что прежде тебя очень волновало несправедливое устройство мира, и ты мало где жил подолгу, а бродил в поисках истины по чужедальним странам!
- Что ж, все верно. Я бродил по всем землям необъятной империи Карла Великого, а нередко бывал и за ее пределами, даже у моря. Наверно, моя беда в том, что с молодости я чрезмерно торопился достичь сразу всего! Читал слишком много книг, да к тому же впитал знания друидов, которые передавали их изустно и почти не вели никаких записей.
- Какая же в этом беда? Я всегда считала, что знания мы получаем во благо!
- Беда в том, что у меня они были слишком разные. И скажу без ложной скромности, слишком много! И в очень молодом возрасте, Вив, так уж сложилось. Понимаешь, у друидов одна только ступень обучения длится двадцать лет! А я с молодых лет стремился поскорее объять необъятное, и меня влекло столь многое и разное, что трудно было удержать равновесие, не отклониться от истины в ту или иную сторону. В своей гордыне я думал, что, постигнув знания, которыми владели древние мудрецы, и присоединив к ним все самое новое, что может дать человеку наука, я постигну нечто такое, чем никто еще не владел до меня. Но были ли готовы люди к тому, что я хотел им открыть? Был ли готов я сам?