Приор, посвященный далеко не во все дела своего начальства, все же знал, что с этими людьми была женщина. Ее настоящее имя было ему неведомо, или просто не желал показать, что знает, но точно она была не Адель.
- Мертва, - простуженно прохрипел лжемонах на вопросительный взгляд приора.
- Почему тогда нет ее тела?
- Там сами похоронят, - желчно хмыкнул тот. – Видать, важная птица этого достойна!
Приор расспросил его в своей приемной, а потом крепко задумался.
Не обладая большим умом, он был хитер и умел извлекать корысть из любой ситуации. А главное – умел молчать и притворяться глупее, чем был на самом деле. Благодаря таким качествам он с Божьей помощью и при покровительстве аббата Маркульфа дослужился до приора. Теперь его благодетелю земная карьера без надобности, но вот он, приор, может стать аббатом вместо почившего Маркульфа. Тем более, что большие знания и ученость для этого не требовались, главное – суметь угодить епископу Элигию и выполнять все его повеления. Впрочем, приор давно знал, что под этой личиной в обители Ангильберта уже много лет скрывается Фульк, бывший канцлер и архиепископ Реймский. Но поскольку он находился здесь по прямому указанию принца Карла, который порой наведывался к нему, приор лучше сам себе язык откусил бы, чем назвал кому-то настоящее имя епископа. Элигий так Элигий, а он, приор, хотел еще пожить. И лучше всего, если он еще и станет аббатом.
Поразмыслив, как использовать ситуацию с выгодой для себя, приор направился к его преосвященству Элигию.
Тот почти не заставил ждать. Это было редкостью, обычно даже покойный Маркульф бывал вынужден смиренно ожидать за дверью, пока его примут. Фульк привык держать людей, даже нужных ему, в состоянии неопределенности. Так они сильнее ощущали зависимость от него. Даже когда ее, зависимости этой, не было. Видимо, на сей раз что-то предчувствовал или уже знал. Может, не даром говорили, что этот злобный, с трудом передвигавшийся на своих ногах старик имеет дар ясновидения.
Фульк принял приора, сидя в кресле. Он старался не вставать и не ходить в чьем-либо присутствии, чтобы не так было заметно его увечье и слабость.
Он выдержал паузу, вперив колючий взгляд в склонившегося в почтительном поклоне приора.
- Что скажешь? – вопрос наконец прозвучал, и в нем слышалось шипение змеи.
Приор доложил о гибели Маркульфа и его подручных. И о том, что король велел передать убитых именно епископу Элигию.
- Что еще он велел? На словах передал что-нибудь?
- Ничего, ваше преосвященство. Просто приказал доставить.
- Так тела все доставили? – прошипел бывший канцлер.
- Женщину не доставили.
Фульк вцепился в подлокотники кресла так, что побелели суставы.
В ту ночь брат-врачеватель совсем не спал, несколько раз готовил укрепляющий напиток для епископа.
Тот как-то в считанные минуты сдал, выглядел еще более старым и осунувшимся, только глаза на известково-бледном лице горели злобным огнем.
К рассвету его состояние не изменилось, однако после мессы прибыл еще один гонец.
Оставив у коновязи полузагнанного коня, он прошел к приору, который только что закончил молитву.
- По спешному делу, - проговорил гонец. – Епископ приказал докладывать лично ему и без промедлений!
Приор и сам знал, куда обычно отправляли этого человека. Его известие могло снова взволновать епископа. Но, будучи всю жизнь низкопоклонником, приор дрожал перед всеми, кто занимал положение выше его собственного. Ослушаться епископа сейчас, когда должен решиться вопрос о назначении нового аббата?! Не тратя много времени на сомнения, приор заискивающе доложил о прибытии человека, ездившего во Фландрию.
Элигий велел привести гонца и оставить с ним наедине.
- Что ты мне доложишь? – епископ чуть приподнялся в кресле. – Ты вернулся раньше, чем должен был. В чем дело?
- Дело в том, ваше преосвященство, - склонился тот, - что на границах и дорогах Фландрии скоро станет очень неспокойно, и было необходимо, чтобы вы узнали об этом прежде других!
- Говори!
- Умер Болдуин Фландрский! – бухнул тот. – Его сыновья, не пожелавшие присягнуть наследнику, принцу Адемару, идут на него войной!
- Умер! – выкрикнул епископ. Глаза его расширились, и даже лицу на минуту вернулись былые краски. – Умер, проклятый! О, радость!
Известие о смерти давнего врага, кода-то подославшего к нему убийц, привело Фулька в состояние какой-то дикой, неестественной радости. Он так давно не смеялся, что успел забыть, как это бывает, и вот теперь тщедушное тело сотрясал хохот.