Он придвинулся ближе к масляной лампе, освещавшей палатку. В ее слабом свете тускло блеснули стальные пластины панциря, оставленного до утра в углу. Ивальдо прислушался, не идет ли кто, и вынул из футляра свиток.
Теперь было время все рассмотреть и прочитать внимательнее.
Он выругался сквозь зубы. Лазутчики мавров, которые в последние месяцы стали появляться все чаще – верный признак предстоящей войны – знали больше, чем местные жители. Но местные живут под постоянной угрозой набегов и редко бывают дальше соседнего села или мельницы.
В чем-то это даже хорошо, не узнают и не разболтают лишнего. Но вот своих лазутчиков, вроде Бельидо, теперь тоже станет больше. И тогда может выясниться то, чего сорок с лишним лет никто не знал.
Ивальдо был молод, сам этого видеть не мог, но так часто слышал от отца, что порой казалось – все происходило на его глазах.
Теперь отец совсем стар, боевую секиру вряд ли поднимет. А ведь было время, когда один мог биться и изрубить двоих мавров… и не только мавров, если нужно!
Хотя не только силой он действовал. Простому человеку больше помогают ум и хитрость. Ивальдо усмехнулся.
Когда ни Ивальдо, ни его брата еще не было на свете, отец служил там, в крепости, о которой, как они думали, никто уже не помнил. Теперь старый Росендо безраздельно правит той крепостью и тремя десятками своих добровольных подданных, а при маврах он мог быть только слугой. Иная судьба для христианина была невозможна.
В те давние годы мусульманам удалось остановить продвижение астурийских королей, которых основательно вымотали постоянные войны как с маврами, так и с соседями-христианами.
Мавры в то время были сильны и спешили укрепить свое господство в долине и на побережье Дуэро.
Крепость, когда-то воздвигнутую римлянами, они восстановили быстро, ибо более удачное место найти было трудно, а близость каменоломни упрощала строительные работы.
Мавры были готовы начать строительство еще двух крепостей, однако астурийский король Альфонсо III, тогда еще молодой и удачливый полководец, собрал могучее войско и двинул его на побережье, откуда он решил выбить мусульман и застроить испанскими замками, тем самым перекрыв врагу все подступы вглубь побережья, к городам Леона и Астурии.
Мавры могли бы продержаться долго. Воинов и оружия у них было достаточно, стены замков крепки. Однако местное население, в основном – мосарабы, было настроено враждебно. В памяти людей порабощенного края еще свежи были горящие храмы, сброшенные наземь кресты и горы истерзанных трупов на улицах городов и селений.
Росендо, потерявший в чудовищной бойне троих старших сыновей и жену, был терпелив и хитер, а жажда мести лишь утроила эти качества. Он не шел против мавров открыто. Это было лишено смысла. Трупы тех, кто на это решался, мавры разрубали на части и выставляли в людных местах для устрашения, а отрубленные головы годами тлели, насаженные на пики, на стенах крепостей.
Видя это, Росендо понимал, что действует правильно. Затаиться, передать ненависть детям и внукам, а когда придет время, нанести быстрый и жестокий удар – только так можно победить врага, который стократ сильнее тебя! Однажды он нанес свой удар. И Ивальдо, родившийся от новой, молодой жены, научился от отца бить так, чтобы возвращаться и добивать врага было уже не нужно. Бить один раз и наверняка!
Крепость, которую построили римляне во времена, давно ставшие легендой, как оказалось, не была забыта. Кто-то нанес ее на карту и дал подробное описание. Здесь снова мог образоваться важный стратегический пункт с крепким гарнизоном, а о нынешнем населении говорилось вскользь, и то лишь для того, чтобы было ясно: живут какие-то отщепенцы, убрать которых можно так же быстро и просто, как пристукнуть камнем волчат, когда в логове нет волчицы.
И просто так ни мавры, ни христиане от крепости не отступятся, она ценна тем, что не разрушена и может использоваться хоть сейчас.
Но не для того старый Росендо завладел ею и столько лет лил свою и чужую кровь, чтобы теперь уступить мусульманам. Да и христиане тоже захотят отобрать крепость, если вернутся сюда.
По счастью, ни один из оставленных в живых мавров не знал туда дороги. Это были вчерашние крестьяне, которых мурабиты считали низшими существами, годными только слепо повиноваться приказу, и не посвящали в суть своих планов.