Стук копыт прервал речь Марсилии.
— Вы говорили кому-то обо мне? — резко спросила женщина.
- О вас знала только моя сестра, но Вивиана не причинит вам вреда. Она здесь только чтобы оберегать меня.
- Но скачут двое!
И правда, следом за Вивианой на великолепном золотистом скакуне несся герцог Мерано, который, будучи обеспокоен длительным отсутствием невесты, все же поехал к месту ее молитвы.
Видя, что сестре ничто не угрожает, младшая принцесса с облегчением перевела дух и пустила кобылицу шагом, чтобы не спугнуть незнакомку.
Герцог же, напротив, стал бледно-серым при виде принцессы Изабеллы и Марсилии.
Выражение его лица в тот миг сказало Изабелле все.
Но она не желала оставлять ни малейших сомнений и спросила:
- Сия женщина называет себя вашей венчаной супругой, Ратольд. Это верно?
- Это так, принцесса, - ответил он чуть слышно.
- Тогда, прошу вас, объяснитесь с моим отцом. Дальнейшие разговоры между вами и мною, думаю, не нужны.
- Изабелла! - с мукой воскликнул он. - Я считал эту даму бесследно исчезнувшей и не желал оскорбить вас!
- Вернитесь в Компьень и решите все с моим отцом, - повторила она.
Ратольд резко повернул коня и помчался сквозь чащу, не разбирая пути. Марсилия бросилась за ним.
- Если я все верно поняла, - сказала Вивиана, - этой женщине надо не дать ускользнуть. Она многое еще должна нам открыть.
Но Марсилия и не думала бежать. Воины нашли несчастную в лесу, где она рыдала над бесчувственным Ратольдом. Его конь споткнулся, на всем скаку попав копытом в кротовью нору, и молодой герцог не удержался в седле. Нога его застряла в стремени, и испуганное животное тащило своего хозяина по земле до тех пор, пока Марсилии не удалось догнать и остановить его.
По счастью, герцог был жив.
Канцлер Ренерий и герцогиня Мерано
Вызванный спешно из близлежащего монастыря св. Матурина учёный врачеватель сообщил, что состояние герцога тяжёлое, и перевозка в Компьень может его убить. Поэтому было решено доставить его в монастырь.
Пока ему оказывалась помощь, в Компьене король говорил сначала с канцлером Мерано, архиепископом Ренерием, а затем с супругой герцога.
Галереи и переходы дворца в тот час почти обезлюдели, ибо придворные, инстинктивно чувствуя неладное и опасаясь попасть под горячую руку, старались никуда не выходить. Сам воздух казался раскалённым и дрожащим, как бывает перед ураганом.
Архиепископ Ренерий имел основания считать себя опытным политиком и царедворцем.
Не раз доводилось ему идти к цели по головам, убирать с дороги своих недругов, да и бывших сторонников, если они становились неугодны. Одни были казнены или влачили жизнь в темнице, другие просто бесследно исчезли.
Бывало, тучи сгущались и над ним самим, но так близко к гибели, как сегодня, архиепископ не чувствовал себя еще ни разу.
Разумеется, несмотря на испытываемый ужас перед грозным королем, Ренерий не утратил разум. Он понимал, что лгать нельзя, ведь есть эта проклятая Марсилия, сумевшая сбежать из-под носа его людей, а затем выскочить откуда-то в самый неподходящий момент. Но вот искусно расставить акценты и поведать полуправду - это он умел.
По его словам выходило, что авантюристка опутала, словно сетями, молодого герцога, влюбила его в себя, и он по юношеской неосторожности принес ей священные клятвы у алтаря. Но после того, как кара Божия постигла эту грешницу и обманщицу, Ратольд понял, что натворил, и бросился за помощью к нему, Ренерию, своему первому советнику.
Архиепископ лучше, чем кто-либо, знал, что расторгнуть церковный брак почти невозможно, решение может принять только Папа, да и ждать этого решения придется годами. Иное дело - признание брака недействительным. Вот тут архиепископ мог решить дело своими силами. Главное - найти зацепки в этом браке. Уже одно то, что Ратольд женился, будучи помолвленным, должно было сыграть роль. Находить свидетелей, готовых подтвердить все, что нужно, канцлеру Ренерию было не впервой.
Оставалось получить нужные признания и подписи от этой дочери мелкопоместного рыцаря, возомнившей себя герцогиней. Это было труднее всего. Ведь герцог по доброте своей приказал решить с нею вопрос полюбовно, выполнить любые ее условия, лишь бы все подписала.
Первые посланцы вернулись ни с чем. Женщина кричала, что таинство брака свершилось по всем правилам, по обоюдному согласию Ратольда и ее, и брак был консумирован.
О, разумеется, она была бесноватой и вела себя, как бесноватая! Это должным образом подтвердили отправленные к Марсилии люди канцлера. Переговоры с подобным существом претили христианскому духу архиепископа, а потому он принял решение забрать женщину из ее поместья силой, дабы сперва изгнать из нее беса. Но сия несчастная, подстрекаемая, по всей видимости, нечистым духом, ускользнула от его людей, когда им уже почти удалось схватить ее. Последнее, что они видели, это как она сорвалась с крутого обрыва и упала в реку. Течение в том месте сильное, и поиски Марсилии, живой или мертвой, ничего не дали. Но в гибели одержимой сомневаться не приходилось. Ведь через несколько дней ниже по течению был обнаружен труп утопленницы. От лица ее, учитывая падение со скалы и долгое пребывание в воде, почти ничего не осталось, но некоторые приметы вселяли уверенность, что утопленница и есть Марсилия. Вот потому-то герцог Ратольд и стал считать себя вдовцом, которому ничто не мешает вступить в новый брак.
- Смиренно молю вас, ваше величество, простить невольную обиду! Ибо, как только мой герцог вышел из-под власти той бесноватой, он не мечтал ни о чем ином, как обвенчаться с вашей добродетельной дочерью...
- Довольно.
Голос короля прозвучал тихо и холодно, и оттого особенно устрашающе.
Архиепископ знал, что король Эд в гневе может быть крайне несдержан, да и проблемы со святой церковью у него случались (или у церкви с ним). Конечно, отъем владения у епископа Гундобальда и вражда с покойным архиепископом Реймским - это все старые истории, но все же... Все же архиепископ Ренерий почувствовал себя несколько спокойнее лишь когда король повелел идти в отведенные для него покои.
- Вам запрещено покидать их без моего разрешения, - все тем же ледяным тоном сказал король. - Как и разговаривать с кем-либо. Думаю, вы понимаете, что это значит.
О, канцлер Ренерий это понимал. Разумеется, этот франк не допустит его к герцогу, как не допустит и огласки случившегося, это не в интересах его дочери. А будущее зависит от того, как Эд решит представить эту ситуацию.
- Мои нотарии помогут вам, - продолжал король, - составить некоторые письма. О роковой неосторожности, допущенной герцогом Мерано на конной прогулке.
Это было еще более понятно. Им нужны подтверждения, что герцог пострадал по собственной вине.
- Было бы достаточно моего слова! - канцлер попытался сохранить лицо. - Ведь я служитель церкви, ваше величество!
- Именно поэтому вы напишете письма. Более я не удерживаю вас.