За этим разговором они подъехали к воротам тюрьмы, которые тут же со скрипом открылись перед ними.
Бывший барон проснулся на твердом каменном полу и сел, громко чертыхнувшись. По большей части, после водворения в темницу он спал. Что здесь еще делать? На допросы его пока не водили. Просыпался, только чтобы поесть. Еду тюремщик приносил дважды в день. Но сегодня он почему-то заворочал ключом в замке слишком рано.
— Что случилось? — спросил заключенный, когда дверь отворилась.
— Ну уж точно не дополнительную порцию еды тебе решили выдать! Пойдешь со мной, — ворчливо ответил тюремщик. — Там тебе и объяснят.
Они прошли до конца длинного, тускло освещенного факелами коридора и поднялись по лестнице. Тюремщик подтолкнул бывшего барона к одной из дверей. Она была открыта, он буркнул: «Принимайте» и ушел.
Узник огляделся.
В углу небольшой комнаты без окон возился с письменными принадлежностями человек в монашеской рясе, видимо, клирик, который должен был протоколировать допрос.
Чуть в стороне от него стояли два простых жестких кресла с высокими спинками. Другой мебели здесь не имелось, но зато была другая дверь, ведущая в смежное помещение. Оттуда веяло каким-то жаром, и слышно было движение. Тяжелые шаги и какие-то металлические звуки.
Видимо, там находилась камера пыток, и палач как раз готовился исполнить свое ремесло.
Несколько минут ожидания в таком месте показались узнику несколькими годами, но вот наконец в коридоре послышались шаги. Шли не меньше трех человек.
— Вы свободны, комендант, — раздался жесткий властный голос, при одном звуке которого бывшего барона прошиб ледяной пот. — Я позову вас.
— Слушаюсь, государь.
Они вошли. Оба высокого роста и с одинаковыми лицами. Но один — молодой и пока еще добрый. Второй же успел изведать жизнь и познать отвратительный вкус предательства.
И потому он не мог простить и не пощадит.
— Да, это он, — сказал король, усаживаясь в одно из кресел.
Его сын расположился рядом.
— Узнать тебя мудрено, бывший вассал, — продолжал король. — Видно, жизнь была к тебе сурова.
— Зато вы, ваше величество, не меняетесь, — прошелестел узник. — Все так же великолепны.
— Комплименты надо говорить женщинам, не мне, — усмехнулся тот. — Ты же, по своей привычке, все делаешь наоборот. Мне известно, что женщин ты предпочитаешь оскорблять, выкрикивая бранные слова. Ну и раз уж благодаря своему глупому языку ты попал сюда, то придется держать ответ сразу за все. Сегодня ты расскажешь нам, кому служил все эти годы, и в чем заключалась служба.
Городок Арби был не велик и абсолютно ничем не примечателен, и если и было это название на слуху, то лишь благодаря близости аббатства Св. Ангильберта, построенного лет двести назад и считавшегося одним из центров просвещения и благочестия.
Сюда стекались поклониться святым мощам и получить исцеление от хворей паломники со всех сторон ныне расколотой империи Карла Великого.
Здесь искали спасения окрестные жители во время иноплеменных нашествий, и уже не одну осаду выдержала эта мощная твердыня.
Здесь обучались наукам дети благородных сеньоров и будущие священнослужители.
Сюда же лежал и путь дона Мартина, в который он пустился по воле своего короля.
Первый день пути он почти не разговаривал, на вопросы оруженосцев отвечал односложно и часто вздыхал. Муньеко и Гонсало, хоть и не отличались большой возвышенностью дум, но все же поняли, что их господин сейчас не желает отвлекаться от мыслей… а о чем или, скорее, о ком, это их не касалось. Они старались не беспокоить его, а обсуждать действия господина и вовсе было не заведено, но один раз Муньеко, глянув на витавшего в облаках Мартина, пропустил его вперед и тихонько проговорил:
— Ох, ну и разобрало же тебя, в жизни такого не было!
Он знал, что его сеньор вновь встретил в Компьене черноглазую девушку, с которой он танцевал всю ночь на площади провинциального городка, а потом она оказалась самой настоящей принцессой. Но ведь не с ней же… Может, та самая Беренгария, о которой он недавно расспрашивал? Оставалось надеяться, что хозяин захочет излить душу и что-нибудь расскажет.