Отец Людгер сокрушенно вздохнул и воздел очи к небесам. В этом его хозяин был прав, таких людей у них в Компьене нет. Вернее, когда-то, много лет назад, они имелись, но то ли были неосторожны, то ли у короля Эда была хорошо поставлена безопасность, но отсеченные головы и разрубленные на части тела таких шпионов до тех пор выставлялись в самых людных местах, пока не были выловлены все. А новых желающих находилось все меньше.
— Ладно, поищешь мне таких, — сказал Элигий. — Всегда и везде есть люди, которые запутались в долгах, или у кого-то есть неприглядные секреты, или замешана любовь.
И среди знати таких больше, чем среди торгашей и сервов. Ну не учить же тебя, как это использовать.
Что ты собирался сказать о нашем госте?
— Я думаю, что он влюблен в одну из франкских дам, — проговорил Людгер, ожидая новых упреков в свой адрес. Ведь этого было мало, а другими сведениями он не располагал.
Но епископ неожиданно заинтересовался.
— И кто же, как ты думаешь, эта дама? И почему ты так решил? Он же вроде просил руки родственницы короля Гарсии?
— Просил, но пока не получил. Он даже не помолвлен с нею, все на словах. Но мне удалось узнать, что эта донья Ампаро красива, но холодна и больше думает о своей вельможной чести, чем о любви. А дон Мартин молод, и кровь у него горячая.
— Ну и что же? Может, у него тут просто интрижки?
Людгер отрицательно качнул головой.
— Стало мне известно, ваше преосвященство, что он, как с турнира в Компьень прибыл, так сам не свой стал. То по садам бродит, то на коне носится по окрестностям, то реки переплывает. Обычно влюбленные рыцари только так себя и ведут. И еще — почему-то его невзлюбил Адемар, сын Балдуина. Я думал сначала, из-за сломанной на турнире руки, но нет, видно, красотка какая-то замешана. А здесь я пытался подложить ему служанку, так он и глядеть не стал. Видно, побрезговал. А уж как она его обхаживала!
— Ну, значит, гони эту служанку и найди получше! Да смотри, не забывай стараться! Тогда я не стану лишний раз вспоминать о твоих делишках в лотарингском монастыре!
Отпустив своего помощника, бывший канцлер погрузился в размышления.
Он давно разделил для себя всех людей на две разновидности. Первая — это его враги, они чем-то мешали ему, и их надлежало уничтожать. Вторая — это все остальные люди, которых он по мере надобности использовал для уничтожения первой, да и просто для достижения любых своих целей. Любовь, дружба, верность, жалость, простое сочувствие — все это было неведомо Элигию. Может, потому он и достиг когда-то вершин власти, да и теперь, хоть изувеченный и больной, но жив и продолжает дергать за ниточки, управляя судьбами многих людей.
А сколько его временных союзников давно на том свете или доживают век в монастырях, где их принудительно постригли! В их числе были не только всякие нищие идиоты, готовые удавиться за пригоршню серебра, как Тьерри Красавчик. Немало знатных, богатых, обличенных властью тоже постигла незавидная участь. Фульк вовремя отрекся от всех этих людей, когда они сыграли свою роль. Карл III Толстый умер, потеряв империю, всеми брошенный и больной. Императрица Рикарда стала монахиней. Пфальцграф Бальдер отправился в изгнание. Аола Трисская и ее сестра Ингельтруда Суассонская тоже оказались в монастыре, откуда больше не вышли. Готфрид, отец этого самого Мартина, был казнен.
Теперь вполне можно использовать и сына. Но над ним еще предстоит поработать. Мать по капле вливала в его душу ненависть к тем, кто, как ей казалось, сломал ее жизнь. Но кроме этой сумасшедшей, вечно одетой в черное графини, был еще и ее брат. Человек, который оспаривал все ее речи и все-таки направил Мартина на путь здравомыслия. Парень ведь не собирался мстить, но в том, что с ним случилось и еще случится, все равно виноват только сам.
Мартина подвела любовь и жалость к матери. Не запер ее в самом дальнем покое замка, не приставил кого построже ее охранять, дал свободно перемещаться по замку и говорить с людьми, да еще в свое отсутствие, вот и пусть пеняет на себя.
Сам виноват, что Гарсия I узнал о прошлом его отца. Теперь Мартин может оказаться втянутым в такие игры, попасть в такую паутину, из которой не выбрался бы и его отец. Но тот был вероломен и жесток, а на этого еще надо поглядеть…
Но, в любом случае, он относится ко второй разновидности! А значит, епископ все сделал правильно. Посеял сомнения в душу и дал узнать ровно столько, сколько надо для выполнения его, Фулька, воли. А уж как Мартин будет себя вести по прибытии в Компьень, он узнает обязательно!