Около въездных ворот Компьеня жизнь бурлила всегда одинаково. Летом и зимой, в жару и дождь мост пересекали вереницы возов и телег, погонщики гнали скот, пешие и конные воинские отряды двигались в обоих направлениях. Тянулись группы паломников, нищих, странствующих монахов… И всех их бдительная стража должна была проверить, хотя порой трудно было угадать, кто действительно бродит по дорогам, жаждая достичь святыни, или, на худой конец, дурачит наивных людей выдуманными рассказами о дальних странах и торгует сомнительными реликвиями, а кто на самом деле бродяга и бандит, прикрывающийся монашеской рясой или широкополой шляпой паломника.
Потише становилось лишь ночью, когда ворота запирались, мост поднимался, и всем, кто не успел въехать или выехать, приходилось терпеливо дожидаться утра.
Но сейчас теплый летний вечер только начинался, и до закрытия ворот было много времени.
Отец Людгер, явившийся сюда под видом паломника, без особых препятствий преодолел пост охраны, дошел до рынка, купил у разносчика пирог с потрохами и луком и уселся в тени, под стеной, рядом с несколькими людьми, почти неотличимыми от него самого в своих пропыленных, подпоясанных веревками рубищах.
Сколько предстоит ждать, он не знал, но это было единственное место, где он мог находиться и даже вызнать что-то ценное, не вызывая ни у кого подозрений. Ибо в таком месте не надо было даже ни о чем расспрашивать, достаточно просто слушать.
Через рынок часто проезжали всадники, кто в нарядных одеждах, кто в великолепных доспехах, нередко в сопровождении целых свор охотничьих собак. Никто из знатных шевалье и дам не задерживался в рядах, где торговали дешёвой снедью и мелким инвентарем для хозяйства, здесь аристократы просто сокращали путь, чтобы меньше объезжать, но все равно каждое их появление сопровождалось шепотом и обсуждениями, а некоторым особо бойким продавцам реликвий даже удавалось сбыть свой товар.
Всего лишь за час отец Людгер увидел, не сходя с места, несколько блестящих кавалькад, и услышал имена и подробности жизни почти каждого из проехавших. Все, что ему может понадобиться, он запомнит, но сейчас его интересовали вполне определенные люди. Которые наверняка тоже здесь проедут, когда выберутся на конную прогулку.
И его ожидания не были обмануты.
— О, глянь, Жако! — поблизости один из нищих дёрнул приятеля за рукав. — Никак это сам Готье Орлеанский !
— Да, он самый!
— Говорят, в этот раз он в Аквитанию не едет!
— Да, король берет с собой его двух братьев, а Готье остаётся.
— Зато Рыжий теперь не отходит от красавицы Изабо! Глядишь, скоро увезет он ее от нас.
— Не долго она горевала по тому герцогу!
— А с чего ей горевать, она же не под мостом ночует, как мы!
— А это что за красавчик рядом с младшей принцессой? — спросил кто-то из паломников.
— Посол из Испании, от тамошнего короля, говорят, не отходит от нее.
— Там же мавры правят, в этой Испании!
— Не везде. Я вот ходил в Кампостеллу и точно знаю, что там их нет…
— Красотка потупила глазки, но кровь у нее горячая!
— А сколько с ними придворных, фрейлин всяких, прислуги!
— Снова будут гулять всю ночь.
— Что ж, кому и гулять и веселиться, как не им.
Отец Людгер скривил губы, что должно было означать довольную улыбку. Что ж, даже если эти богатые бездельники вернутся утром, а так, скорее всего, и будет, все равно проедут здесь. И уж тогда он передаст все, что нужно.
Он махнул рукой, вновь подзывая торговца пирогами.
Как и предвидел шпион епископа Элигия, возвращаться во дворец слишком быстро никто не собирался.
Заранее отправленные слуги нашли славное местечко для отдыха и доставили туда достаточно еды и напитков, чтобы веселиться всю ночь.
Дабы уберечься от комаров, разожгли костры, и в их свете несколько юных пар тут же пустились танцевать под веселую мелодию сетара.
Но некоторые фрейлины упорно отказывались танцевать и боязливо крестились.
— В чем дело, красавицы? — со смехом спросил Готье. — Неужели с такими рыцарями, как мы, вы все равно не чувствуете себя в безопасности?
— Ах, мессир, — ответила та из них, что была постарше, — от любого норманна и сарацина вы нас спасете, но сталь бессильна против сил ада!
— Против них у нас есть другая сила — истинная вера и святая молитва, — возразил Рыжий рыцарь.- Не бойтесь, девицы, вам ничто не угрожает.
— Ах, мессир Готье, вы просто не здешний, — рассмеялась принцесса Вивиана. — И потому не знаете всех легенд, которые связаны с этими местами.
— Так расскажите нам! Я уверен, что мессир Мартин тоже их не знает.
— Ох, нет, нет, не надо, скоро уж полночь! — взмолились наиболее боязливые красавицы.
Но большинство были настроены смело и доказывали, что самое подходящее время для интересных рассказов — именно ночь, да и лес с его ночными звуками — хорошее для этого место.
В результате пугливые фрейлины, которых было меньшинство, удалились в палатку, прочие же потеснее расселись вокруг огня, и старшая фрейлина повела рассказ.
— В стародавние времена, дорогие дамы и шевалье, еще до Меровингов, не было здесь даже в помине ни города, ни дворца. В том месте, да и на много дней пути в любую сторону, шумел дремучий лес и бродили дикие туры да волки. А вот где теперь лес, там тогда стоял величественный замок. И жил в нем молодой красавец граф. Почти все свое время он проводил на охоте, и вот раз увидел прекрасную стройную деву, берущую воду из источника. Расспросив жителей, он узнал, что красавица — дочь бедной вдовы из деревни, и зовут ее Гизелла. С тех пор граф не мог ни есть, ни спать спокойно, все думал о Гизелле.
И вот решил узнать ее поближе, и явился к источнику в одежде крестьянина. Расположил он к себе деву учтивыми речами, и полюбила его бедная Гизелла, стала его возлюбленной и выбегала к нему по ночам, и пела и танцевала для него одного. А в этом искусстве ей не было равных!
И начал молодой граф избегать знатных девушек, в обществе которых веселился прежде, и стало им то обидно, и пожелали они знать причину его пренебрежения. Проследили и узнали, что соперница их — простая вилланка. И рассказали Гизелле, что не крестьянин ее милый, а знатный и богатый юноша, который никогда не возьмет ее в жены!
И повредилась рассудком бедняжка и убежала в самую чащу леса. Там спела она последнюю свою песню, а на следующее утро нашли ее мертвой.
Похоронили ее на деревенском кладбище. Но на этом муки бедной Гизеллы не закончились. Она стала вилисой — призрачной девой, какими становятся невесты, умершие до свадьбы. Такие девы днем спят в своих могилах, а по ночам выходят и танцуют под Луной, и горе путнику, что забредет к ним. Затянут в свой хоровод, а на утро исчезнут, оставив на месте его ледяной труп!
Гизелла стала самой прекрасной из вилис.
А юный граф с тех самых пор покоя себе не находил, так терзался!
И вот пришел он на могилу обманутой им девушки и рыдал там, прося у нее прощения, и даже не заметил, как настала ночь.
Грозные вилисы окружили его и хотели умертвить, но возлюбленная защитила его. Она кружилась и пела, и умолила своих холодных подруг оставить ему жизнь. С первыми лучами солнца бедняжка словно бы растворилась в воздухе, и юноша никогда больше не видел ее.
Но страдания несчастного были столь сильны, что принял он страшный обет: он никогда не возьмёт себе супруги, род его должен пресечься.
С тех пор он часто молился на могилке своей милой, а когда почувствовал близкую смерть, тоже пошел туда. Слуги нашли его там. Говорят, над умершим будто бы склонялась женская фигурка в белом покрывале, но с приближением людей она истаяла в воздухе, как струйка дыма. И похоронили графа рядом с его возлюбленной Гизеллой.
Замок, так и не получивший наследника, вскоре развалился, руины поросли травой и кустарником, а затем поднялся над ними густой лес.
Но до сих пор по ночам иногда можно услышать ее пение. И оно не несёт добра услышавшим его, а лишь предвещает близкое горе…
— Ох, ну и история, — грустно сказал кто-то из молодых людей, а чувствительные девушки зашмыгали носиками.
— Уж лучше бы послушали музыку и песни, — буркнул Готье.