И вот он здесь, - повторила я Джоанне. Несмотря на более чем спокойное и адекватное поведение графа, в отличие от короля даже не пытавшегося к ней прикоснуться, девчонку потряхивало так сильно, что она несколько раз выталкивала меня из тела. И сразу же начинали расширяться и наливаться слезами глаза, холодеть руки, дрожать губы – хорошо, что меня не видит месье Ожье, иначе к списку в его блокноте-кирпиче добавилась бы биполярка. Граф, к счастью, тоже большей частью смотрел на запруженный солдатами двор сквозь увитую цветами и миртом ограду.
Что тебе не так?
- Он лжет! Я никогда не видела его в замке, на голубятне не было птиц из Саргоса, к нам не приезжали посыльные из графства!..
…и дон Мигель, конечно же, отчитывался перед тобой за каждый свой шаг, - съязвила я. – Уж извини, но даже по твоим словам дед держал тебя за дуру, и точно не стал бы рассказывать, кому и сколько золота отсыпал.
- Я бы увидела!..
Зачем ему врать? – искоса взглянула я на графа. – Он в любом случае станет твоим мужем – потому что так король велел. Все, что я вижу – Бертран хочет навести мосты и спокойно скорбеть по семье дальше. Мне даже вмешиваться не нужно, он не ждет от тебя ничего сверхъестественного, и явно не собирается облить водой и завалить под ближайшим кустом. Не удивлюсь, если он первую жену до сих пор любит, - ворохнулась зависть. – Не надумывай себе ерунды.
А потом Бертран за ужином защитил меня от последствий собственной дерзости и брата короля, и я окончательно уверилась: хороший мужик, надо брать.
* * *
Узкая и длинная трапезная была такой же выглаженно-белой, как и остальные помещения дворца. Наверное, раньше здесь была приемная: светлый мраморный пол поднимался тремя то ли уровнями, то ли невысокими, но гигантскими в длину ступенями и упирался в резной подиум, которому воспаленное событиями дня воображение услужливо добавило роскошный трон падишаха. Сбоку и чуть позади – чернокожего раба с опахалом, по бокам особо приближенных визирей, по углам ступеней стражу, а внизу – море просителей и придворных в ярких халатах и громкий гомон.
Болтали здесь, впрочем, и сейчас. Но в остальном...
Вдоль стен, почти по периметру зала, стояли удивительно грубые столы – будто наскоро сколоченные козлы к деревенской свадьбе. Ножки тех, что у ступеней, подпилили, оставив все столешницы на одном уровне, и только одно местно, королевское, возвышалось над другими. За предполагаемой спиной Его Величества, на подиуме, стояли серебряные чаши с фиолетовым базиликом и розмарином; такие же травы лежали на пустых столах – кушайте, как говорится, ни в чем себе не отказывайте.
- Анни, это не едят! – возмущенно дернулась Джоанна.
Никогда бы не подумала, - фыркнула я. Вывести мадмуазель герцогиню на эмоции было так же просто, как отобрать конфету у ребенка. Ляпнешь глупость – и вот она думает не о Бертране, а о том, как не позволить сумасшедшей подселенке грызть ароматические травы. И снова о графе, и он просто не может не заметить, как на лице его невесты сменяют друг друга возмущение и страх.
- Что-то не так, сеньора?
Джоанна прерывисто вздохнула и спряталась.
- Здесь очень шумно, - пожаловалась я, взглянув на склонившегося ко мне Бертрана. – И душно. Я не привыкла…
Дышать действительно было нечем. В зале собралось несколько десятков человек – лорды, слуги, музыканты, которые не слуги и не лорды. Люди разбились на устойчивые группки, обсуждая грядущую ярмарку, войска, городскую чернь, сангрийцев, рудники, зерно, Альмарию, шепотом Джоанну (нас!), и все это ужасно походило на сбор труппы перед началом сезона. Новости, пакости, сплетни, интриги, дружба с кем-то и против кого-то – когда-то я плавала в подобном как рыба в воде. Но Джоанна – нет, и я благодарно позволила проводить себя к незастекленному окну. Через несколько минут воздух у проема стал прохладнее, а благодарность искренней:
- Спасибо!
Бертран неопределенно хмыкнул, кивнул, с хищным прищуром оглядывая трапезную и время от времени отвечая на поклоны. Интересно, что кланялись ему издали, подойти и поприветствовать решились только двое – граф, вроде бы, Фомона и чья-то милость, чьего имени я не запомнила, хотя Бертран и представил. Вокруг нас будто очертили меловой круг, и хорошо бы потому, что мы здесь панночка, а не философ-недоучка.