— У нее нет ни единого доказательства.
— Есть. Ее слова подтвердит этот… проныра, полячка Аня — и я.
— Ты? Ты будешь держать рот на замке!
— Не в этот раз.
— Какого черта?
— Этой мой билет из тюрьмы на свободу.
— А как же я?
— Почини дверь, папа, а потом Джонни с тобой поговорит.
— А ты что будешь делать, позволь спросить?
— Приготовлю маме суп и тосты.
— Ты никогда этого не делала.
— Теперь, кажется, буду, каждый день. — Она кинула злобный взгляд на Джонни.
Майк Эдвардс снял пиджак. Он не очень понимал, в чем дело, но дело было серьезное. Он заглянул в спальню дочери. Целые ряды вешалок с одеждой. Он не смог бы их разглядеть, даже если бы ему было интересно.
— Вид у двери будет так себе, ведь мы просто сколотим две половинки, — проворчал он.
— Окна тоже выглядят так себе. На следующей неделе Эйлин собирается к стекольщику, правда, Эйлин?
— Правда, — мрачно ответила Эйлин.
За час они кое-как починили дверь и повесили замок. К замку прилагалось два ключа. Один получила Эйлин, другой Джонни оставил себе.
— Я зайду через неделю посмотреть, как продвигается уборка, — сказал он. — Может, уже даже поставят новые окна…
Прибравшись в коридоре под чутким руководством Джонни, Майк снова ушел в паб.
— Ненавижу загадки, — кинул он через плечо Джонни. — А ты — одна большая загадка.
Кэтлин Эдвардс не привыкла к тому, чтобы вокруг нее суетились.
— Эйлин, разве тебе не нужно вернуться на работу? — взволнованно спросила она.
— Нет, мама. Я отпросилась на весь день.
— И на всю оставшуюся неделю, — доброжелательно добавил Джонни, на случай, если она забыла. В конце концов Кэтлин Эдвардс легла спать, а Джонни и Эйлин остались на кухне вдвоем. Джонни, не задумываясь, налил себе еще кружку чая, словно был другом дома и частенько сидел здесь в гостях.
— Тебе это с рук не сойдет, — сказала она.
— Сойдет, — просто ответил он. — Я сделал предложение, ты его приняла. Вот и все.
— Ты не делал никаких предложений. Ты меня шантажировал.
— Я попросил о трех вещах. Ты передаешь все барахло из спальни в благотворительные магазины. Твоей матери живется в собственном доме спокойно и комфортно. Ты говоришь Брайану, что спектакль окончен.
— И ты все ему расскажешь? — У нее дрожали губы.
— Нет, если ты выполнишь свою часть договора.
— А если не выполню, ты приведешь полицию.
— У меня есть отличный друг, дежурный по отделению, сержант. Он спустит на тебя всех собак.
— Передать мое барахло, как ты его называешь, в благотворительные организации будет нелегко.
— Ты справишься. Ты же смогла все это вынести из шикарных магазинов.
— Если отец снова напьется, я за это отвечать не буду.
— Я дал твоему соседу мой номер телефона, сказал, что я социальный работник.
— Он тебе не поверит.
— Я очень многозначительно посмотрел на его питбуля в наморднике. Он мне верит.
— А Брайан?
— Сегодня, в “Корриганс”, в семь часов. Укромный столик в глубине паба.
— Не уверена, что смогу.
— Уверен, что сможешь. Выбор простой: или “Корриганс”, или мой приятель, дежурный сержант в участке.
— Но если я просто не смогу это выговорить?
— Мы уже дважды все повторили. Давай пройдемся в третий раз, чтобы у тебя слова отскакивали от зубов.
Они собрались за дальним столиком в “Корриганс”: Джеймс О’Коннор, отец Брайан Флинн, Джонни, Тим, Аня и Лидия. Даже отец Томаш по такому случаю приехал на автобусе из Россмора.
Брайан думал, что это будет обычная встреча. Он удивился, заметив, что Джеймс пришел без планшета и бумаги для записей. Джеймс купил всем выпить и откашлялся.
— Сегодня к нам присоединится Эйлин. Она хочет кое-что рассказать, — начал он.
Брайан рывком поднялся на ноги:
— Джеймс, что ты делаешь? Нет смысла расспрашивать ее. Я думал, ты это понимаешь.
— Никто не собирается ее расспрашивать. Она хочет кое-что рассказать. А вот и она.
В паб вошла Эйлин.
Сейчас она была меньше похожа на Златовласку — под прицелом шести враждебных взглядов, перед лицом встревоженного отца Брайана Флинна…
— Брайан, мне нужно кое-что рассказать, и это будет нелегко. Моя жизнь не усыпана розами, поэтому я предпочитаю фантазии — так мир гораздо привлекательнее. Я притворяюсь, что живу одна в прекрасной квартире, а не в разваливающемся доме на улице Маунтинвью, вместе с родителями. Я притворяюсь, что у меня много друзей в высшем свете, хотя на самом деле есть только жестокий отец-пьяница, избивающий мать. У меня нет ни трастового фонда, ни пособия, ничего. Я краду одежду и модные аксессуары. Мне запрещено приближаться почти ко всем магазинам на Графтон-стрит и Генри-стрит, поэтому сейчас я езжу в пригороды. Кое-что из украденного я перепродаю…