И адом, одновременно.
Ее дыхание распространялось по комнате — тихое, ровное. Я любил ласкать ее, пока она спала. Это не облегчало чувство вины, но избавляло меня от обвинений, которые я так часто находил в ее глазах.
Проведя губами по ее плечу, я постарался не поцарапать щетиной ее сатиновую кожу. Большинство ночей она спала голой, поскольку у нее было не так уж много одежды. Телесный контакт согревал нас под одеялами, а я старался сохранять уважение и не пялиться на те ее части тела, которых я не мог коснуться. По крайней мере, у нее на глазах.
Я провел пальцами по бугоркам ее позвоночника, и мои губы нашли ее затылок. Я не мог отстраниться. Ее запах, жар, уязвимость — все в ней вызывало зависимость. Обняв рукой ее талию и вжавшись коленом меж ее бедер, я нежно целовал ее шею, делал это аккуратно, чтобы не разбудить.
Ее тело, казалось, растаяло рядом с моим, покоряясь мне даже во сне. Каково было бы стать твердым из-за поглаживаний ее рук? Или скользнуть пальцами между ее ног? А ворваться в ее рот? Я не продержался бы долго. Одна лишь мысль об этом скрутила мой живот и заставила член набухнуть пульсирующим жаром.
— Рорк?
Я отстранил губы от ее шеи. «Да чтоб меня в задницу, как давно эта маленькая гарпия проснулась? Что она, должно быть, подумала о том, что я целую и ласкаю ее тело без разрешения?» — подумал я. Мое лицо запылало от стыда, а остальное мое тело продолжало кричать томительным раздражением.
Спустя несколько тяжелых ударов сердца я изменил позу, перекатив ее лицом ко мне. Я постарался разжать челюсти и сморгнуть желание, которое, как я знал, она видела в моих глазах. Это был тот же взгляд, которым она смотрела на меня.
Мы уставились друг на друга, лежа нос к носу, ни один из нас не пошевелился, чтобы отодвинуться или сократить расстояние. Когда она облизнула губы, мышцы в моем животе сжались, рябь прокатилась ниже и превратилась в пульсацию в моем набухшем члене. Неразделенное томление во мне было невыносимым, оно увеличивалось с каждой секундой, но я дал обещание Богу. А значит, на горизонте не виделось облегчения.
Вот только она ведь не давала клятвы, и когда она посмотрела на меня глазами, потемневшими от голода, я знал, что это не закончится просто нежностью.
Она сделала глубокий вдох, ее слова донеслись до меня с выдохом:
— Пожалуйста. Трахни меня.
«Боже, я не прошу тебя сделать это проще, но прошу, дай мне силы поступить правильно. Она важна. Я это знаю. Но я не могу игнорировать чувство, что она важнее моей клятвы. Прошу, дай мне знак подтверждения моих мыслей».
Недели сдерживаемого желания сотрясали мое тело. «Всего лишь поцелуй. Прикосновение, — решился я. — Бог поймет».
Я зарылся одной рукой в ее мягкие волосы, сжав их копну на затылке. Другая моя рука прошлась по ее бедру, когда я жестко прижался ртом к ее рту. Когда мой язык проскользнул между ее губ, струя пламени пронзила меня. Иви отдалась моему поцелую, цепляясь за меня так же крепко, как я цеплялся за нее. Инстинкты подталкивали меня забраться на нее, поймать ее задыхающееся тело подо мной, пока я пожирал ее рот, искал ее язык и вжимался твердой длиной своего возбуждения меж ее ног.
Моя жажда была ошеломляющей, она набухала во мне и требовала разрядки. За годы жизни с целибатом меня привлекали многие женщины, но ни одна из них не влияла на меня вот так. Ни одна из них не заставляла чувствовать себя таким лишенным контроля, биться в оковах моей клятвы. Может, это и был знак, которого я ждал? Может, я чувствовал себя так, потому что на то была воля Божья? Может, Он послал ее ко мне, чтобы я смог любить ее всеми способами?
Нет, я заблуждался, придумывал оправдание, чтобы не чувствовать себя виноватым за то, что поддаюсь этой… этой грешной похоти.
Я отпустил ее рот и отпрянул назад, ища ее глаза.
— Я хочу тебя, — мои пальцы впивались в контур ее талии и блуждали по краю ее голой груди. — Ты не знаешь, насколько я этого хочу… но я…
— Нет, — прошептала она сквозь стиснутые зубы. — Мы оба этого хотим. Пожалуйста.
Я крепко зажмурился и сжал руку в кулак на ее груди. Мне нужно было создать между нами расстояние. Немедленно.
Все мое тело сжалось, когда я отстранился.
— Нет, — она перекатилась за мной, сдерживаемая спутавшейся простыней.
Я поспешно отодвинулся на край кровати и сел, сгорбившись, боль в моем паху лишала меня способности думать. Мои руки сильно тряслись, борясь с желанием ласкать ее, трахать пальцами, заставлять кричать от желания.
— Да простит меня Господь.
— Господь тебя простит? — зарычала она мне в спину. — Дерьмо собачье. Как насчет того, чтобы я тебя простила?
Мой живот ухнул вниз. Я не заслуживал ее прощения.
— Нахер это, — она высвободила ноги из-под одеял и изумительно голая ринулась в ванную; форма ее задницы была идеальной, мышцы ягодиц напрягались при широких шагах.
— Иви! — я схватил с пола рубашку для нее и пару штанов для себя и побежал за ней.
Она захлопнула дверь и заставила что-то позади меня с грохотом упасть на пол.
Мою грудь сдавило. Я начал это, разбудил ее своей эгоистичной нуждой исследовать ее тело, не собираясь позаботиться об ее нуждах. Я бы не винил ее, если бы она зарезала меня во сне.
Разочарования, которое отражало ее лицо, оказалось достаточно, чтобы приглушить мое возбуждение. Я натянул штаны поверх плавок, сел на холодный бетон снаружи ванной и прислонился к косяку. Шуршащие звуки ее движений приглушенно доносились через дверь, эти звуки поднимались от пола. Я распластал ладонь по дереву, представляя ее в той же позиции по другую сторону двери.
Я гадал, трогала ли она саму себя, будучи такой взвинченной. Она каждый день мастурбировала, прямо там, сидя на полу за этой дверью. Я слышал ее стоны, замечал ее раскрасневшиеся щеки, когда она появлялась, и иногда я спрашивал ее об этом. Она всегда выкладывала все на чистоту. Ее бесстыдная честность была одной из бесчисленного множества вещей, которые я в ней любил.
В конце концов, она выйдет из ванной, успокоившаяся и прощающая. По крайней мере, самоудовлетворение снимет пик ее боли. Моя клятва не позволяла мне этого.
«Боже, я боюсь. Я не хочу подвести Тебя. Или ее. Прошу, помоги мне понять мою роль в ее жизни. Я хочу охранять ее, а не вредить ей. Прошу, покажи мне, как любить ее так, чтобы не разочаровать ее».
Чем дольше мы оставались заточенными в бункере, тем сильнее натягивались эти чувства между нами. Я поклялся защищать ее, прося лишь о вере в мою дисциплину. Но в процессе всего этого я причинял ей боль.
Вдруг тень мелькнула под дверью ванной комнаты. Дверная ручка зашевелилась, и дверь распахнулась.
Я увидел ее, сидящую на другой стороне от порога. Вытянув ноги и скрестив их в лодыжках, она спиной прислонялась к стене.
Я подавил импульсивное желание посмотреть на ее наготу и протянул рубашку, которую прихватил для нее.
— Прости меня. Ты заслуживаешь большего.
— Не извиняйся. Я не имела в виду того, что сказала, — ее акцент звучал сладко, но горечь сделала слова резкими.
Я наблюдал, как она стала натягивать рубашку, ее подбородок был напряжен и полон решительности. Если бы я только мог быть таким же сильным, как она.
Она подвинулась ко мне и с задумчивым взглядом прислонилась к противоположной стороне дверного проема.
Когда я свесил руку со своего согнутого колена, она подцепила мизинчиком мой большой палец.
— О чем ты молишься?
Я уставился на наши руки, упиваясь контактом.
— О прощении, наставлении, силе… о тебе.
— Но ты не можешь получить меня, — ее грудь напряглась. — Мы должны спать раздельно.
— Нет, — я переплел наши пальцы. — Спать с тобой в моих руках — моя любимая часть каждого дня. Я не изменю этого.
Я верил, что Бог направит меня в моменты моей слабости, но вот в чем штука — с Иви я не был слаб. Она придавала силы моему сердцу, наполняла меня борьбой и напоминала мне, что я жив. Мне лишь нужно было быть терпеливым. Бог покажет мне путь.