Сердце из черного бархара

– Сегодня вы рано пришли, – заметила она.

– Вы тоже.

– Хороший ход. Но вы меня до этого не видели.

– Почему вы так решили?

– Потому что вы бы ко мне подошли.

Я откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и продолжил разглядывать женщину. У нее была неестественно белая и настолько же неестественно гладкая кожа – можно было подумать, что кто-то специально разглаживал ее. Так, как обычно делает скульптор, когда создает очередное творение. Слегка подведенные глаза, яркая помада, которая подчеркивала белизну кожи. И колье из темно-красных камней на шее. Небольшая деталь, завершающая образ.

– Мне нравятся ваши книги, – снова заговорила леди.

– Какая из них вам нравится больше?

– Они все разные. Мне нравятся не сами книги, а темы, которые вы поднимаете, и ваш язык. О сюжетах судить не берусь, для меня сюжет – это не главное. Самое главное – это герои. Вы со мной согласны?

– Так вы подошли ко мне для того, чтобы попросить автограф?

Леди достала из сумочки тонкую сигарету и, щелкнув зажигалкой, сделала затяжку. На фильтре сигареты остался легкий след помады.

– Можно начать и с автографа.

Я оглядел стол.

– У меня нет ни ручки, ни бумаги. Может быть, у вас найдется что-то подобное?

– Увы, только ручка.

На столе я не нашел ничего более подходящего, чем салфетки, а поэтому взял одну из них и снял колпачок с ручки.

– Я хочу, чтобы вы написали свое имя, – попросила леди, снова затягиваясь и наблюдая за тем, как дым плывет в воздухе.

– А как зовут вас?

– Меня зовут Оливия. Вот видите, мы познакомились.

– Очень рад.

На салфетке была изображена эмблема клуба – сфотографированная сверху чашка кофе, которая напоминала сердце. Внутри чашки два женских силуэта – белые на черном фоне – обнимали друг друга за талию. Над эмблемой я написал «Оливии от Джеральда», и прибавил – уже под эмблемой: «Порочные идеи становятся привлекательными только тогда, когда мы воплощаем их в жизнь».

– Восхитительно, – вынесла вердикт Оливия. – Это так похоже на ваши романы! По атмосфере. И это так замечательно смотрится на этой салфетке. Я имею в виду эмблему.

Повисла неловкая пауза. Оливия до сих пор курила, но теперь изучала не меня, а веселившуюся внизу публику.

– Так что же, ты здесь не впервые? – предпринял я очередную попытку начать разговор, сам не понимая, зачем это делаю – несколько секунд назад я хотел остаться наедине со своими мыслями и, соответственно, отвязаться от собеседницы.

– Я часто тут бываю. Люблю места, где люди не стесняются своих желаний.

– Приятно проводить время в компании людей, которые похожи на тебя. В таких случаях становится не важно, как кого зовут, кто чем занимается и кто откуда приехал. Люди просто делают то, что им нравится. И не думают о том, что будет дальше.

– А что будет дальше?

– В моем случае? Ничего. Поэтому я так часто тут бываю.

Оливия потушила сигарету в пепельнице и посмотрела на мой стакан.

– Может, и мне что-нибудь заказать? – Она жестом подозвала официантку. – Будьте добры, принесите какой-нибудь коктейль. Покрепче. Полагаюсь на ваш вкус.

Официантка кивнула и удалилась выполнять заказ.
Оливия снова перевела взгляд на меня.

– Ты черпаешь тут идеи для романов?

– Скорее, настроение для романов. Или даже не так – вдохновение. Тут приходит особое  вдохновение.

– Порочное?

– Скорее, такое, когда ты понимаешь, что можно все.

Оливия понимающе кивнула.

– Если все можно, то почему ты одинок?

– Когда ты знаешь, что можно все, тяжело найти кого-то, кто будет разделять твои взгляды на жизнь. Обычно мир человека узок. А мне неуютно с людьми, мир которых уже, чем мой. Мне будет тесно. Кроме того, люди имеют привычку привязывать к себе. Это мне нравится еще меньше.

– Значит, можно все, Джеральд?

– Ты права.

– А если можно больше , чем все?

Теперь улыбнулся я.

– Над этим следует поразмыслить, но идея мне нравится.

Мы неторопливо беседовали ни о чем – так вежливые люди называют беседу незнакомцев до тех пор, пока не приходит время признаться, что темы интересны обоим участникам разговора. Оливия выпила один коктейль, заказала себе еще, а я решил, что с виски я на сегодня покончил, и взял рюмку коньяка. Официантка забрала пустую вазочку из-под льда, поставив вместо нее небольшое блюдо с нарезанным лимоном и ломтиками горького шоколада. Шоколад я не ел, а вот Оливии он пришелся по вкусу. Видимо, коктейль он дополнял отлично – в какой-то момент она подвинула блюдо чуть ближе к центру столика и, время от времени забирая с него очередной ломтик, изучала происходящее внизу.
Близилась полночь. Яркий свет уже давно сменили более привычным для клуба красным светом – матовым, сумрачным и располагающим к тому, чтобы расслабиться и, оставив в стороне усталость и проблемы, переключиться на что-нибудь приятное. Я время от времени кивал проходившим рядом с нами знакомым, Оливия тоже улыбалась, видя знакомые лица. И мы оба выпили достаточно для того, чтобы признать беседу ни о чем пустой тратой времени.

– Может быть, потанцуем? – предложила Оливия.

Я чуть приподнялся для того, чтобы разглядеть игравших на сцене музыкантов.

– Что это за группа?

– Понятия не имею. Но играют они замечательно. Со страстью.  Я думаю, что все, касающееся искусства, должно делаться со страстью. Иначе зачем заниматься искусством? Ведь искусство – это выражение чувств, а если нет страсти, то их никогда не выразить так, чтобы тебя поняли.

– Не знаю, что насчет музыки, но если говорить о книгах, то я согласен.

Группа не отличалась оригинальностью. Их музыку я охарактеризовал бы как нечто среднее между «Scorpions» и «Aerosmith» и, несмотря на скудные, хотя вполне достойные уважения попытки сыграть что-то оригинальное, выбраться из тени этих двух групп им не удавалось. Разве что вокалист мог похвастаться хорошо поставленным голосом, а также проникновенным исполнением песен, особенно медленных и лирических. Я признал, что в группе что-то есть, и мы с Оливией присоединились к танцевавшим возле сцены парам.

– О чем твоя новая книга? – спросила у меня Оливия.

– Пока что я редактирую прошлую. И, если не закончу через неделю, мой издатель сожрет меня живьем.

– И что же, рукопись уменьшается на несколько страниц?

– Как минимум страниц на двадцать.

– Что ты удаляешь?

– В основном, эротические сцены.

Оливия слегка отстранилась и посмотрела на меня.

– Эротические сцены? – Даже в темноте я без труда мог прочитать в ее глазах непонимание, смешанное с недовольством. – Зачем ?

– Это такие эротические сцены, в которые я вкладываю личный смысл. Если я перечитываю сцену и не помню, что именно я хотел этим сказать, я удаляю ее. Потому что читателю она будет не интересна.

– Ты сохраняешь их?

– Конечно. Может, когда-нибудь я оценю их по-новому, и тогда можно будет вставить их в другое произведение.

Несколько минут мы танцевали, слушая музыку. Вокалист закончил песню и обратился к одному из хозяев клуба, сидевшему в зале: