В этот момент на моих руках, материализовавшись из воздуха, появилась ласка и смачно чихнула, выпустив клуб пыли из носа. Мартынов вздрогнул и отшатнулся, его глаза расширились от удивления.
— Что это ещё за чудо такое? — воскликнул он, приглядевшись и увидев черно-белое животное. — Экая диковинка! Откуда вы такую взяли? — Его голос стал тише, почти благоговейным. — Она ещё что, одарённая? Неужто из излома существо?
— Да, — не стал я ходить вокруг да около. Да и глупо отнекиваться, если она прямо из воздуха появилась.
— Слыхал я о таком, — он с новым, почти трепетным уважением взглянул на меня. — Ваше?
— Моё, — я погладил ласку по шёрстке, чувствуя мягкость её меха под пальцами.
— Большая это редкость, и мало кому такие животные даются.
Выражение лица купца изменилось, будто он принял какое-то важное решение.
— Знаете, я вам за так помогу, не надо мне ничего обещать по цене. Я вам и так хорошую цену дам, лучше, чем многие купчишки здесь. Всяко потом втридорога… кхм. Меньше конкуренции будет. Во всяком случае, мне это выгоднее. — Он задумчиво посмотрел на ласку, которая с любопытством наблюдала за ним. — А эту зверушку вы берегите. К слову, она не продаётся? — вдруг спросил он с прищуром, в его глазах загорелась жадность коллекционера.
— Нет, конечно! — возмутился я, инстинктивно прижимая ласку к себе. Та, будто почувствовав опасность, ловко запрыгнула мне на шею и спряталась, осторожно выглядывая из-за моего уха и настороженно глядя на купца, что предложил такую несусветную глупость.
Мартынов нас не обманул и правда позвонил своему другу, в итоге нас уже встречали на входе в тюрьму. Большое каменное здание, обнесённое высоким забором с колючей проволокой, выглядело угрюмо и неприступно. Тяжёлые тени от высоких стен падали на землю, создавая гнетущее впечатление. Даже воздух здесь казался более тяжёлым и плотным.
— Что за срочность такая? — оглядел нас высокий седоусый мужчина в форменном кителе в звании полковника. Посему выходило, что это и есть Горин Геннадий Трофимович — начальник тюрьмы. Его внимательные глаза пробежали по нашим лицам, словно оценивая степень опасности.
Мы находились в кабинете начальника, в небольшом здании находящемся рядом с мрачным сооружением обнесённым высоченными стенами.
— Да, проститься с другом надо, — пояснил я, стараясь говорить уверенно, но без лишнего напора. — Ведь после расстрела уже не свидимся, как вы понимаете, а проститься надобно.
Начальник тюрьмы помедлил секунду, задумчиво поглаживая усы, их концы торчали остро, как штыки… На его лице мелькнула тень сомнения, но быстро исчезла.
— Вообще не положено, конечно, — произнёс он. — Но коли так надо, можно и сделать поблажку. Но только один раз, — он прокашлялся. — Всё же неплохой этот Медведев мужик, в общем, жалко мне его, так и знайте. Пускай с близкими со своими напоследок свидится, заслужил. Он всё-таки — герой.
— Вот я о том же, — подтвердил я, чувствуя, как напряжение немного спадает.
— Ну, давайте за мной, — он встал из-за массивного дубового стола, и направился вглубь здания, которое одним концом было пристроено к тюремной стене, и судя по всему имело отдельный вход.
Перед входом на территорию тюрьмы, мы сдали оружие и двинулись вглубь. Каждый наш шаг эхом отдавался от каменных стен, пропитанных безысходностью этого места.
Шли мы с конвоем из нескольких офицеров, которых вызвали в качестве сопровождающих. Мы люди гражданские, к тому же одарённые и нас обязательно должны были сопровождать сотрудники.
Сначала упёрлись в одни металлические ворота. Стоило им открыться, как они за нами закрылись, однако тут же раскрылись другие, и так несколько раз. Мы подходили к одной решётке, её открывали для нас, запускали в небольшую решётчатую камеру и пропускали дальше, при этом отсекая путь назад. Каждый лязг замков отдавался эхом по пустым коридорам, а шаги охранников звучали подобно метроному, что отмерял время заключённых.
— Да кого здесь содержат? — удивился я, поражаясь количеству шлюзов и толщине решёток. Стены, казалось, были сделаны специально, чтобы поглощать всякую надежду на побег.
— Преступников, в том числе и военных, смертников вот. А меры безопасности такие, потому что все наши подопечные — одарённые, — принялся перечислять начальник тюрьмы. Его голос звучал буднично, словно он рассказывал о сортах чая, а не о людях, ожидающих казни. — Тех, кому уже нечего терять, а потому и осторожность наша нелишняя.
Наконец мы остановились у небольшого КПП. Свет здесь был тусклый, создавая глубокие тени на лицах охранников, которые смотрели на нас с настороженностью.