— А здесь надобно сдать оружие, — произнёс он, указывая на специальные ящики. — Иначе дальше прохода нет. Мы вступаем на территорию, где содержатся особо опасные и одарённые.
— А там содержался кто? — спросил я, оглянувшись на пройденный путь. — Мы ведь прошли столько шлюзов и дверей…
— А там обычные заключённые, люди неодарённые или те, кто задержан по несерьёзным делам. А здесь же такие преступники содержатся, которые могут и от города камня на камне не оставить, если дать им волю. — многозначительно произнёс начальник тюрьмы.
Мы миновали ещё десяток шлюзов, спустились на три этажа вниз, куда-то в подземелье. Воздух становился всё более спёртым и влажным, а освещение — тусклым и зловещим. Факелы на стенах отбрасывали причудливые тени, которые, казалось, двигались сами по себе.
По дороге начальник тюрьмы, как-то слегка замявшись, сказал:
— Ничего не подумайте, но как бы это сказать — друг ваш слегка помятый.
— Это как помятый? — приостановился я. — Что значит помятый? Его пытали? Издевались над ним?
— Да нет, понимаете, вышла такая оказия, — начальник тюрьмы явно чувствовал себя неловко, — когда его задержали — на место прибыл ближайший патруль, молодые совсем, не опытные. Они его доставили сюда и определили, не разобравшись, в общую камеру. А там помимо него ещё тридцать уголовников.
— И? — Я вскинул бровь.
— И один из них узнал в Медведеве аристократа. Тот его когда-то с позором из рядов гвардейцев выпер за то, что на посту уснул. Ну и затеялась буча. Решил, значит, этот паршивец отыграться на бывшем начальнике. А Медведев взял да и всех этих тридцать уголовников раскидал. Как котят. Представляете — в наручниках! С блокированным даром! Понятно, что и сам без побоев не обошелся, но из тех тридцати половина в лазарете до сих пор валяется. Так что не подумайте, мы тут бесчинство не творим. Но потому он и помятый немного. Лекарь осмотрел, ничего серьезного, но синяки да ссадины лечить не стал — все же тюрьма, не санаторий какой.
Он проводил нас дальше по коридору, рассказывая как Медведев, несмотря на раны, держался с достоинством, не молил о пощаде. Даже тюремщики его зауважали — редко встретишь такую стать среди заключенных. Говорил, что когда Медведев улыбается своей разбитой улыбкой, кажется, будто он здесь временно и скоро вернется к прежней жизни.
А дальше мы оказались у входа в коридор, где нас встретил офицер, который тут же вскочил и, приложив ладонь к козырьку, поприветствовал начальника тюрьмы:
— Доброго дня. Здравия желаю, господин полковник, — отчеканил он. — На моём этаже содержится десять осуждённых. Жалоб нет, все здоровы, обед произведён по графику
— Принято, — буднично произнёс Тимофей Митрофанович. — Поведите-ка нас к Медведеву, будьте добры.
— К Медведеву? — удивился офицер, скользнув по нам взглядом. — Так он же через три дня того… не положено к нему.
— Кому не положено? — хмуро спросил начальник тюрьмы.
— Прошу простить. Идёмте, — произнёс офицер и отвёл нас к самой дальней камере, явно обеспокоенный нашим неожиданным визитом к приговоренному. По его нервным движениям было видно — случай этот из ряда вон выходящий.
Я попытался воспользоваться истинным зрением, но все двери оказались под защитой. Был ли кто-то внутри камер, понять не удавалось — истинный взгляд не справлялся с защитными чарами и не проникал сквозь массивные стены.
Офицер приблизился к камере и открыл небольшое смотровое окошко в двери.
— Господин Медведев! Руки, пожалуйста! — объявил он командным тоном.
— Куда меня вести потребовалось? Рано еще для казни. Да и для прогулки рановато, — раздался усталый, голос изнутри.
— Никуда. К вам пришли.
— Если это Душеприказчик то пускай он… В общем, я уже всё ему сказал. Нечего мне ему говорить, извиняться ни перед кем не собираюсь, — отрезал заключённый.
— Вас навестить пришли.
— А? Навестить? — в голосе явно промелькнуло удивление. — Кто это ещё?
Офицер нахмурился, теряя терпение:
— Господин Медведев, мне надобно безопасность обеспечить! Руки ваши!
— Кого нелёгкая принесла? — произнёс он, но в окошко уже просунулись здоровенные лапищи.
Офицер молниеносно накинул на них магические наручники, которые в истинном зрении полыхнули ярко-красным пламенем. Судя по всему, это были артефактные кандалы особой силы. Видимо блокируют одарённость. Они так сильно сдавили руки заключённого, что тот невольно зашипел от пронзившей боли.
— Да чтоб вас, посетителей… Не дадут спокойно к покою отойти, — прошипел он сквозь зубы.