Я пожал плечами, переглянувшись с генералом: мол, что с ним поделаешь, неугомонный.
— Медведев, отойдите к стене! — скомандовал офицер через окошко.
— Да знаю я, не сотрясай воздух, — с нескрываемой гордыней ответил заключённый.
Затем, получив молчаливое согласие начальника тюрьмы, офицер принялся открывать дверь. Я внимательно наблюдал и насчитал целых семь замков. Это наводило на размышления: либо тюремщики чрезмерно перестраховывались, либо знакомец Злобина действительно представлял такую опасность, что требовалась столь серьёзная система безопасности, лишь бы предотвратить его побег.
Когда дверь наконец отворилась, внутрь первым вошёл начальник тюрьмы.
— Уж с вами-то каждый день видимся, — проворчал заключённый, окидывая его хмурым взглядом. — Стоило ли на меня ради этого кандалы надевать? Атаковать вас не собираюсь. — Он усмехнулся с горечью. — Или уже бояться меня стали?
— К тебе друг детства пришёл, — спокойно сообщил начальник тюрьмы.
— Друг детства? — в голосе заключённого прозвучало неприкрытое удивление.
Начальник тюрьмы повернулся ко мне и небрежно махнул рукой, приглашая войти.
— Вот, говорит, что знакомы с детства. Увидеть тебя хотел, попрощаться по-совести. — Он понизил голос. — Признаться, все мы понимаем, как несправедливо судьба с тобой обошлась. Видишь, на какие уступки идём?
— Уступки, — эхом повторил усталый голос без всякого воодушевления.
Я переступил порог и оказался внутри камеры.
Генерал удивлённо посмотрел на Дмитрия, но тот лишь покачал головой, мол не собираюсь входить.
Помещение было крошечным, всего лишь три на три метра. В дальнем углу стоял изрядно избитый мужчина, чья массивная фигура, казалось, занимала большую часть этого тесного пространства. Один глаз у него совершенно заплыл, а многочисленные синяки покрывали всё видимое тело, словно жуткая карта побоев и истязаний.
Несмотря на очевидные страдания, смотрел он гордо и прямо. Спина у него явно болела от побоев, но он категорически отказывался её гнуть, а стоял с выпяченной вперёд грудью, глядя строго и непреклонно. Он медленно, с достоинством перевёл взгляд с генерала на меня. Было очевидно, что он меня совершенно не узнал, но не растерялся ни на секунду.
— Ну, здравствуй, «друг», — произнёс он с лёгкой иронией в голосе. — С чем пожаловал?
— А можем мы остаться наедине? — спросил я начальника тюрьмы. — Дело такое деликатное… Проститься хочу.
— Исключено, — категорически отрезал генерал.
В этот самый момент на моём предплечье внезапно материализовалась ласка.
Медведев вскинул брови, удивлённо уставившись на зверька. Благо я стоял таким образом, что ни полковник, ни офицер не заметили момента появления. Однако ласка запрыгнула мне на плечо и с нескрываемым любопытством принялась оглядывать камеру, принюхиваясь к спёртому воздуху.
— Это что такое⁈ — воскликнул начальник тюрьмы, отшатнувшись.
Офицер мгновенно среагировал: выхватил из-за пояса револьвер и навёл прямо на меня.
— Что здесь происходит⁈ — потребовал он ответа, взводя курок.
— Это мой питомец, прошу простить, — спокойно объяснил я. — Это несносная ласка. Любит гулять где захочет, видите ли. Она уснула у меня под пиджаком, и я про неё забыл.
— О таком нужно было предупреждать заранее! — строго ответил начальник тюрьмы, не сводя глаз с животного. — И боюсь, что я погорячился, устроив вам это свидание. Как бы вы ничего дурного здесь не устроили, а у меня заведение образцовое! — проворчал генерал, нервно поправляя ворот мундира. — Этот Мартынов вечно меня в какие-то сомнительные истории втягивает.
Я переглянулся с Медведевым и еще раз обратился к генералу, стараясь говорить как можно увереннее:
— Простите, такого не повторится. Да и зверюшка эта сейчас успокоиться.
Будто подтверждая мои слова, Белочка юркнула под пиджак, зацепившись за рубашку коготками, и её нос любопытно выглядывал из-за полы пиджака.
Генерал задумчиво потер подбородок, на котором уже проступала седая щетина, придававшая ему еще более суровый вид. Затем, словно приняв решение, произнес:
— В общем, вы поговорите, но в моём присутствии. Думаю, сами должны понимать — дело деликатное. Через три дня расстрел Медведева, — он многозначительно посмотрел на заключенного. — И люди в таком положении на любые отчаянные меры готовы пойти.
— Ничем вас не обижу, — хмыкнул Медведев, однако в его глазах мелькнула горестная решимость.
— Разговорчики! — повысил голос генерал. — Вы же офицер в первую очередь, а ведёте себя будто…