— Вас навестить пришли.
— А? Навестить? — в голосе явно промелькнуло удивление. — Кто это ещё?
Офицер нахмурился, теряя терпение:
— Господин Медведев, мне надобно безопасность обеспечить! Руки ваши!
— Кого нелёгкая принесла? — произнёс он, но в окошко уже просунулись здоровенные лапищи.
Офицер молниеносно накинул на них магические наручники, которые в истинном зрении полыхнули ярко-красным пламенем. Судя по всему, это были артефактные кандалы особой силы. Видимо блокируют одарённость. Они так сильно сдавили руки заключённого, что тот невольно зашипел от пронзившей боли.
— Да чтоб вас, посетителей… Не дадут спокойно к покою отойти, — прошипел он сквозь зубы.
Я пожал плечами, переглянувшись с генералом: мол, что с ним поделаешь, неугомонный.
— Медведев, отойдите к стене! — скомандовал офицер через окошко.
— Да знаю я, не сотрясай воздух, — с нескрываемой гордыней ответил заключённый.
Затем, получив молчаливое согласие начальника тюрьмы, офицер принялся открывать дверь. Я внимательно наблюдал и насчитал целых семь замков. Это наводило на размышления: либо тюремщики чрезмерно перестраховывались, либо знакомец Злобина действительно представлял такую опасность, что требовалась столь серьёзная система безопасности, лишь бы предотвратить его побег.
Когда дверь наконец отворилась, внутрь первым вошёл начальник тюрьмы.
— Уж с вами-то каждый день видимся, — проворчал заключённый, окидывая его хмурым взглядом. — Стоило ли на меня ради этого кандалы надевать? Атаковать вас не собираюсь. — Он усмехнулся с горечью. — Или уже бояться меня стали?
— К тебе друг детства пришёл, — спокойно сообщил начальник тюрьмы.
— Друг детства? — в голосе заключённого прозвучало неприкрытое удивление.
Начальник тюрьмы повернулся ко мне и небрежно махнул рукой, приглашая войти.
— Вот, говорит, что знакомы с детства. Увидеть тебя хотел, попрощаться по-совести. — Он понизил голос. — Признаться, все мы понимаем, как несправедливо судьба с тобой обошлась. Видишь, на какие уступки идём?
— Уступки, — эхом повторил усталый голос без всякого воодушевления.
Я переступил порог и оказался внутри камеры.
Генерал удивлённо посмотрел на Дмитрия, но тот лишь покачал головой, мол не собираюсь входить.
Помещение было крошечным, всего лишь три на три метра. В дальнем углу стоял изрядно избитый мужчина, чья массивная фигура, казалось, занимала большую часть этого тесного пространства. Один глаз у него совершенно заплыл, а многочисленные синяки покрывали всё видимое тело, словно жуткая карта побоев и истязаний.
Несмотря на очевидные страдания, смотрел он гордо и прямо. Спина у него явно болела от побоев, но он категорически отказывался её гнуть, а стоял с выпяченной вперёд грудью, глядя строго и непреклонно. Он медленно, с достоинством перевёл взгляд с генерала на меня. Было очевидно, что он меня совершенно не узнал, но не растерялся ни на секунду.
— Ну, здравствуй, «друг», — произнёс он с лёгкой иронией в голосе. — С чем пожаловал?
— А можем мы остаться наедине? — спросил я начальника тюрьмы. — Дело такое деликатное… Проститься хочу.
— Исключено, — категорически отрезал генерал.
В этот самый момент на моём предплечье внезапно материализовалась ласка.
Медведев вскинул брови, удивлённо уставившись на зверька. Благо я стоял таким образом, что ни полковник, ни офицер не заметили момента появления. Однако ласка запрыгнула мне на плечо и с нескрываемым любопытством принялась оглядывать камеру, принюхиваясь к спёртому воздуху.
— Это что такое⁈ — воскликнул начальник тюрьмы, отшатнувшись.
Офицер мгновенно среагировал: выхватил из-за пояса револьвер и навёл прямо на меня.
— Что здесь происходит⁈ — потребовал он ответа, взводя курок.
— Это мой питомец, прошу простить, — спокойно объяснил я. — Это несносная ласка. Любит гулять где захочет, видите ли. Она уснула у меня под пиджаком, и я про неё забыл.
— О таком нужно было предупреждать заранее! — строго ответил начальник тюрьмы, не сводя глаз с животного. — И боюсь, что я погорячился, устроив вам это свидание. Как бы вы ничего дурного здесь не устроили, а у меня заведение образцовое! — проворчал генерал, нервно поправляя ворот мундира. — Этот Мартынов вечно меня в какие-то сомнительные истории втягивает.
Я переглянулся с Медведевым и еще раз обратился к генералу, стараясь говорить как можно увереннее:
— Простите, такого не повторится. Да и зверюшка эта сейчас успокоиться.
Будто подтверждая мои слова, Белочка юркнула под пиджак, зацепившись за рубашку коготками, и её нос любопытно выглядывал из-за полы пиджака.
Генерал задумчиво потер подбородок, на котором уже проступала седая щетина, придававшая ему еще более суровый вид. Затем, словно приняв решение, произнес:
— В общем, вы поговорите, но в моём присутствии. Думаю, сами должны понимать — дело деликатное. Через три дня расстрел Медведева, — он многозначительно посмотрел на заключенного. — И люди в таком положении на любые отчаянные меры готовы пойти.
— Ничем вас не обижу, — хмыкнул Медведев, однако в его глазах мелькнула горестная решимость.
— Разговорчики! — повысил голос генерал. — Вы же офицер в первую очередь, а ведёте себя будто…
— Преступник, заключённый, — хмыкнул Медведев, пожимая плечами. В его жесте читалось безразличие человека, которому терять нечего. — Думаю, уже могу себе позволить, — он провел рукой по своим давно не стриженным волосам. — Давайте не будем время терять. С чем пожаловал? — посмотрел на меня.
Я выпрямился, чувствуя на себе пристальный взгляд генерала, буравящий мой затылок. Комната, казалось, стала еще меньше и душнее, чем была.
— Наш общий знакомый, — произнёс я, — Роман Михайлович Злобин сказал мне о твоём положении, — старался я тщательно подбирать слова. Внутренне благодарил Медведева за сообразительность, надеясь, что он правильно поймёт мои слова. — Как только я узнал, в каком положении ты оказался, то очень опечалился. Ты ведь мог бы служить нашей семье в качестве начальника гвардии, а вот как всё вышло. Вот как всё вышло, — я развел руками с притворным сожалением. — Теперь у меня человека не будет. И твоя судьба незавидна.
Медведев смотрел на меня не мигая. После моей фразы повисло долгое молчание, пронизанное лишь редким капаньем воды в соседней камере и приглушенными звуками шагов где-то за дверью. Он что-то соображал, сверля меня взглядом и машинально потирая шрам на левой скуле.
Наконец он ответил, тщательно подбирая слова:
— Ну, коли был бы свободен, возможно, и пошёл бы. Но, как видишь, обстоятельства не позволяют, — произнёс он и снова с интересом посмотрел на меня, будто ожидая продолжения.
Я сделал глубокий вдох и продолжил игру:
— Ну, судьба — вещь такая. Как мне стало известно, Злобин уже походатайствовал о помиловании, — я бросил быстрый взгляд на генерала, ища подтверждения своим словам. — Говорит, что помилование будет. Вот только через неделю.
— Это шутка, надеюсь? — спросил Медведев, нахмурившись. Генерал же и вовсе никак не отреагировал, лишь прочистив горло и отведя взгляд к окну высоко под потолком, за которым еле пробивался свет.
— Нет, не шутка, — серьёзно ответил я. — Но судьба она такая. Если не брать её в свои руки, обязательно подкидывает вот такие фортеля.
— В свои руки, значит… — медленно произнёс он, словно пробуя эти слова на вкус.
— В свои руки, — кивнул я, делая особое ударение на эти слова.
Генерал, до того молча наблюдавший за нашим разговором, внезапно встрепенулся:
— Мне непонятны ваши речи! — вдруг заявил он. — И не похоже что-то это на встречу старых друзей. Давайте-ка заканчивать нашу аудиенцию, а Мартынов мне еще ответит за такие подставы. Всё, прощайтесь и идём.
Я посмотрел в глаза Медведеву, тот выдержал мой взгляд. Из-под рубахи мордочку высунула ласка и тоже уставилась на Медведева, будто оценивая его. Затем посмотрела на меня, и мне показалось, что в ее маленьких черных глазах блеснуло понимание.