Я набрал полную грудь воздуха, стараясь не глядеть туда, наверх, где — откуда за мной пристально наблюдало нечто невидимое и непостижимое. Я искал червоточины, концентрируясь на поставленной задаче.
Лес будто исчез, смазался в едином размытом пятне. Остались лишь контуры — будто деревья, растущие ввысь годами, превратились в простые карандашные наброски на потускневшей бумаге. Как ни странно, отчётливо увидел поместье в паре километров от нас — так, будто стоял на высоком холме и смотрел на него сверху, с птичьего полёта.
Увидел яркие пятнышки аур, снующие в разные стороны одарённые. Причём не только люди, но и твари — явно не аристократы с паладинами. По крайней мере, в той стороне, где я увидел наибольшее скопление одарённых, явно не могли находиться бароны и графы, обладающие дарами. Там была вотчина культистов, и, судя по невероятному обилию цветных пятен, там располагался целый подпольный город. Интересно, очень интересно…
Но меня интересовало совсем другое. Вокруг поместья Викентьевых, находилось целых три червоточины!
Причём две из них были за чертой леса и не активны, а одна — прямо в самой чаще, и как раз она была активной. Причём эта червоточина была оранжевого уровня — довольно мощная, застарелая. Либо Викентьевы о ней попросту не знали, либо не спешили её закрывать по каким-то своим тайным причинам. И вот она-то мне как раз и была нужна.
Там, на в глубине леса, недалеко от земли Викентьевых, пульсировала активная червоточина. Красная. Я даже моргнул несколько раз, думая, что это игра усиленного зрения, но нет — она была там, настоящая, живая, из неё явно периодически выползали твари.
— Есть! — не сдержался я, и Кирилл вздрогнул от неожиданности.
— Что есть, господин Пылаев? Вы что-то нашли?
— Да уж, нашёл, — пробормотал я, не спуская глаз с красной червоточины. — Кирилл, а ты можешь ещё немного подержать усиление? Мне нужно всё как следует рассмотреть.
— Могу, но долго не выдержу, — честно признался паладин. — Максимум минут пять, потом сам загнусь.
— Хватит, — заверил я его и принялся внимательно изучать обнаруженную находку.
Красная червоточина была не просто активной — она была большой. Гораздо больше тех, что мы до сих пор зачищали.
В следующий миг произошло и вовсе неожиданное — из неё вдруг появилась тварь — никогда такого со стороны не видел. Выглядела тварь внушительно. Оранжевый уровень монстра внушал уважение, а интенсивность ауры говорила о том, что червоточина переполнена тварями. Планы начали складываться сами собой.
Я даже растолкал свою ласку. Она с явным удивлением поглядела на меня, будто не понимала, чего я от неё хочу.
— Места запоминай! — произнёс я ей негромко.
— Господин Пылаев, долго ещё? — прохрипел рядом Кирилл. Он, похоже, всё это время с большим напряжением поддерживал усиление моих способностей, и это явно давалось ему нелегко.
— Всё, хватит, — произнёс я решительно. — Отпускай, больше не надо меня усиливать.
— Не, ну если хотите, я могу побольше лить энергии, тогда надолго хватит, — предложил он, стараясь скрыть усталость.
— Спасибо, — произнёс я и покачал головой.
Мир вновь стал прежним, привычным и осязаемым, а злой глаз, следящий за мной пропал. А я потёр затёкшую шею, размышляя о том, что ничего хорошего Викентьевых не ожидает. Во всяком случае, я твёрдо намерен стереть их в порошок за все их деяния.
— Ну что, господа, отправляться пора? — бодро поинтересовался Дмитрий. — Думаю, неплохо отдохнули, нам ведь ещё назад топать, а это добрых часа три.
— Да, — кивнул я, — только мне ненадолго уединиться надо будет. Вы идите, я вас быстро догоню.
Зиновий удивлённо посмотрел на меня:
— Что, у вас опять живот прихватило?
— Что значит «опять»? — тут же заявил Дмитрий возмущённо. — Такие вопросы аристократу не задают!
— Виноват, — произнёс Зиновий, слегка покраснев.
— Не переживайте, всё будет хорошо, скоро вас догоню, — успокоил я. — Оставлять меня здесь можно — не кисейная барышня. Да и вы без моего присмотра прекрасно доберётесь, — улыбнулся я.
Зиновий нахмурился:
— Уж не вздумали ли вы чего отчаянного, господин Пылаев? — с подозрением спросил он меня.
Я в ответ посмотрел на Зиновия с нескрываемым раздражением:
— А с каких это пор паладины стали так интересоваться личными делами аристократов?