— Но мы же хотим воевать… — начал было парень, но я его перебил:
— Знаешь, что отличает настоящего профессионального воина от салаги и неумёхи?
— Нет, — покачал головой Михаил. Я заметил, что в руках он нервно перебирает свой топор. — Доблесть и сила?
— Дисциплина и умение подчиняться вышестоящему руководству, — твёрдо заявил я. — Я приказываю — вы выполняете. Тогда я смогу на вас положиться. Это ясно?
Михаил неуверенно кивнул, а я продолжил:
— Вы поступаете под командование Зиновия, и вы обязаны выполнять все его приказы и указания. Если он вам прикажет идти голой грудью на врага — будете это делать. Если он прикажет что-то другое — не имеете права его ослушаться. По итогам этой войны, в зависимости от того, как вы себя поведёте, будут распределены воинские звания в нашей гвардии. Быть может, кто-то из вас отличится и получит звание героя. Всё ясно?
Михаил, от моего напора, ошарашенно покивал.
— Я все понял, конечно.
— Вот и прекрасно. Мне нужны не просто воины — мне нужны понятливые и надёжные бойцы. Вы остаётесь здесь, в тылу, а мы пойдём на передовую.
— Но мы же хотели идти с вами… я бы почёл за честь, если бы вы взяли нас в бой с собой!
— Но рисковать, оставляя дом без присмотра и без охраны, я тоже не могу. Поэтому останетесь здесь — тогда я буду уверен, что здесь всё будет в порядке. А храбрость свою вы покажете в обороне, не сомневайтесь.
Выступить решили ночью.
Ну как решили? Линдерман и Медведев давили авторитетом и убеждали, что выступать нужно немедленно, приводили разные аргументы, придумывали планы и тактики ведения боя. Но я стоял на своём, словно скала среди бушующего моря их возражений.
Дима поддерживал меня, даже несмотря на то, что оба вояки казались куда более опытными экспертами в военном деле. Дима несколько раз отводил меня в сторону, понижая голос до шёпота, уточнял, точно ли я уверен, что нужно делать именно так. И, каждый раз слыша утвердительный ответ, неизменно поддерживал меня, хотя в глазах его читались сомнения. Вот он умеет поддерживать командира.
Линдерман — вояка серьёзный, видавший виды, но дисциплину уважал превыше всего, и для него слово заказчика было священным законом. Хоть и скрипел зубами от моих решений.
— Господин Пылаев, ну вы поймите — мы же время теряем! — нервно расхаживал он взад-вперёд, постукивая пальцами по рукояти меча. — Завтра в шесть утра на вас нападут, попытаются взять тёпленькими, пока вы спите. Нужно выступать немедленно, пока у нас есть преимущество внезапности!
— Займитесь подготовкой, — попросил я его спокойно. — Мы выступим ночью. Поверьте, от лишних нескольких часов ничего кардинально не поменяется.
Уж я-то это знал точно — наоборот, как раз сейчас не следовало спешить. Время работало на нас, хоть они этого и не понимали.
В итоге мы выдвинулись, когда луна уже поднялась высоко в небо. Линдерман вместе с Медведевым настаивали, что нужно идти тихо через леса, красться по звериным тропам, избегая открытых пространств. Но я лишь презрительно фыркнул:
— Нет, господа, мы поедем по дороге. Как белые люди, а не какие-то там воры и разбойники. Поедем открыто и прямо, не прячась по кустам.
Вояки стали смотреть на меня как на законченного безумца. В их глазах я читал нескрываемое недоумение и растущую тревогу.
— Господин Пылаев, — произнёс Линдерман, сжимая и разжимая кулаки, — я боюсь, что наш с вами контракт может оказаться под серьёзной угрозой, если вы и дальше будете брать подобные… спорные решения на себя.
— Видите ли, господин Линдерман, — ответил я, не повышая голоса, — в этом деле нам с вами крайне важно научиться доверять друг другу. В девяноста процентах случаев я буду полагаться на вашу несомненную экспертность, однако в данном конкретном случае у меня есть некое… видение, и я настоятельно попрошу, чтобы вы к этому видению прислушались. И ещё мне понадобится весь запас вашего тяжёлого оружия.
— Это ещё зачем? — удивился Линдерман, приподнимая бровь.
— Вы же сами говорили, что нужно попытаться сохранить имущество Викентьевых.
— Я внял вашим аргументам и доводам, — улыбнулся я. — Раз мне не достанется их поместье, то я тоже не намерен оставять его врагу.
Линдерман заподозрил неладное, когда мы стали подъезжать к владениям Викентьевых. Воздух становился всё тяжелее, а в нём витал странный, тревожный запах.
— Почему никого нет? — пробормотал он, озираясь по сторонам. — Ни гвардии, ни паладинов? С их же стороны было нападение тварей — должны быть патрули, дозоры…