— Нет, в город заезжать не буду. Мне нужно увидеть моего старого друга, Гордея Степановича Лисина. И немедленно.
Наконец я вернулся домой. Стоило мне пересесть в свою машину, как передо мной тут же появилась Белка. Она принялась ластиться ко мне и тыкаться мордочкой в лицо. До этого она не появлялась, будто опасалась Злобина, хотя кто знает, может она и права в этом. Злобин не тот человек, которого стоит недооценивать.
Когда я добрался до поместья Пылаевых, нас уже встречали на пороге Дима с Алисой и часть наемников Линдермана, которые были оставлены в поместье для безопасности. На фоне наёмников выжившие гвардейцы Пылаевых и отправленные Злобиным воины выглядели неуклюже.
Виднелись лица деревенских, которых мы сюда привезли, детишек из города и выживших слуг. Даже Динара вышла нас встречать, хоть и еле держалась на ногах, для этого ей нужны были ходунки.
Дима, стоявший впереди, нервно кусал губы, он очень хотел отправиться с нами, но я настоял, чтобы он охранял дом. Алиса, скрестив руки на груди, вглядывалась в машины, будто пытаясь что-то разглядеть, или кого-то.
Я ехал в головной машине. И вместе с Медведевым вышел почти сразу, как только машина остановилась перед воротами. Тут же ко мне бросились люди, наперебой задавая вопросы.
Но Алиса негромко произнесла:
— Тихо. Дайте хоть слово вставить, — и люди тут же подчинились, послушались, притихли.
— Ну что, Костя, рассказывай, как всё прошло, — спросил Дима.
— Прошло всё неплохо, — улыбнулся я. — Лисин вернёт нам наши деревни, завтра пришлёт нотариуса. Всё будет хорошо, и с людьми всё будет хорошо, — добавил я, увидев перепуганные глаза Клина.
— Как же хорошо? Этот Лисин из людей всю душу вытрясет.
— Не вытрясет, — пообещал я. — Это не в его интересах.
— Да быть не может! Неужто ты самого Гордея Лисина к стенке припёр? — Дима посмотрел на меня так, будто бы увидел спустившееся с неба божество.
— Было непросто, — снов улыбнулся я. — Но победа за нами.
И что тут началось! Люди закричали от счастья, зааплодировали. Даже гвардейцы, что стояли рядом приняли участие в общем веселье.
— А я, как знала, — тут же произнесла Елена, мама Анечки, — я под чутким руководством Динары подготовила много еды, можно целый пир устроить.
— Пойдёмте скорее к столу, надо же отпраздновать такое дело, — поддержал идею Дмитрий.
Я улыбнулся.
— Да. Праздновать, дело хорошее.
— Так пойдёмте с нами! — произнёс Зиновий, что присоединился к народу.
— Поместье уже почти вычистили, но такую ораву в себя оно не вместит. А это всеобщий праздник, поэтому столы вынесем прямо на улицу, — произнёс Дима.
И Динара, глядя на него так и зарделась, мол, вон какого хозяина вырастили. На её щеках заблестел румянец. Она будто вовсе и не была больна. По щекам женщины струились слезы радости.
— Я только чуть передохну. Мне нужно подняться в мою комнату. Там насколько всё плохо? — спросил я, указывая на поместье.
— Яд вышел, но думаю ещё день лучше обождать и не ночевать там. Пока будем спать в палатках, как прежде.
Я кивнул. Однако, всё равно направился в сторону главного входа. Я хотел взять кое-что.
Меня не отпускала одна мысль. В подземелье, которое я обнаружил, когда мы с Димой пошли зачищать первую червоточину, находилась картина с сердцем изнанки. И там я нашел небольшое блюдце, явно артефактное.
Я ведь не знал, что это за артефакт. И до сих пор не знаю. А проверить надо бы. Как узнать? Да просто буду носить его с собой. По принципу, как купец Мартынов выяснил воздействие артефакта змейки, что отводит любые удары. Так и я пойму, что это за блюдце. Носить его с собой, конечно, будет неудобно — очень уж массивное, но ничего, потерплю. Куда важнее узнать, что это за артефакт и зачем он был мне послан… А в том, что я неспроста его нашел, я уверен всё больше и больше. Как и то, что не просто так мне было показано сердце изнанки.
У меня стало появляться ощущение, что я вот-вот вспомню что-то о своей прежней жизни. Что-то очень важное, и для этого мне нужно быть во всеоружии.
Глава 17
Интересы
Злобин и Пылаев уехали, а граф Лисин махал им вслед, будто старым приятелям.
Играй до самого конца. Проигрываешь лишь тогда, когда признаешь поражение. Это было кредо Лисина по жизни.
Он был профессиональным хитрецом, и прекрасно знал, худшее, что можно сделать, это признать: «да, все это был фарс, и я проиграл».
Нет!
Даже перед своими людьми, которые, казалось бы, не имеют никакого значения, нельзя показывать свою слабость. Всё должно выглядеть так, будто идет по твоему плану.