— Но главное не доводи до смертоубийства. Всё остальное — дело семейное, — усмехнулся Злобин.
Его взгляд вдруг стал пытливым, почти серьёзным:
— Ты когда-то при нашей первой встрече сказал, что мой план ущербен. Ты всё ещё так считаешь?
Он не стал дожидаться ответа:
— Как видишь, здесь все норовят отгрызть от меня кусок, а один я попросту не успею от всех отбиться. Мне нужны верные люди, такие, на которых я могу положиться. И пусть уж лучше это будут подобные тебе, чем типчики вроде Зорина, которых стоит лишь припугнуть, и они тут же забывают своих старых хозяев.
Граф изобразил замысловатую пантомиму, прокручивая кисть в воздухе:
— В тебе есть что-то такое… и я верю, что ты как минимум не подставишься. А даже если что-то и произойдёт, скорее умрёшь, чем откажешься от своих слов.
Он кивнул в ту сторону, где барон Селиверстов и мои недавние знакомцы разбирали последствия перестрелки:
— Других же будут сдерживать печати.
Глава 17
Семейная идиллия
Вскоре мы вернулись к домикам, и там нас ждало настоящее пиршество. Ароматные чебуреки, только что извлечённые из кипящего масла, соблазнительно исходили паром. Их золотистая, пузырчатая корочка казалась произведением искусства, а от аппетитного запаха кружилась голова.
Я отломил кусочек и осторожно попробовал. Хрустящее тесто, сочный мясной фарш, в котором угадывались нотки лука, кориандра и какого-то особенного, пикантного аромата — это было настоящее откровение. Сок, заключённый внутри чебурека, горячий и наваристый, едва не обжёг язык, но это лишь усилило удовольствие от трапезы.
Злобин наблюдал за моей реакцией с явным удовольствием:
— Недурно, правда? Моим поварам равных нет на три губернии. Семейный рецепт, как говорят.
Чебуреки оказались настолько вкусными, что я не заметил, как расправился с тремя. Сочная начинка, тающая во рту, идеально подобранные специи — это стоило каждой минуты напряжённой «работы».
Дмитрий, поедая четвёртый по счёту чебурек, откинулся на спинку стула и не сдержал лёгкого, почти неслышного «звука удовлетворения», тут же поднеся руку к губам с извиняющимся видом.
— Теперь куда? — спросил я, промокнув губы салфеткой. — Какие на сегодня ещё планы?
— Теперь к Пылаевым, — хохотнул Злобин. — На сегодня утренний план выполнен.
Я едва не рассмеялся, отчётливо представив, как мог бы выглядеть его ежедневник:
1. Предотвратить покушение на себя;
2. Отбить нападение на предприятие и отжать земли у конкурента;
3. Перестрелять пару десятков бандитов.
4. Оформить титул.
Злобин прям-таки супергерой этих земель. Санитар, я бы даже сказал.
— Люблю вкусный обед после отстрела негодяев, — словно прочитав мои мысли, мечтательно произнёс граф, вытирая руки. — Особенно, когда это так полезно и аппетиту, и делу.
На этот раз члены семьи Пылаевых встретили нас не столь радушно. По крайней мере, на их лицах не было и намёка на приветливые улыбки и доброжелательные приветствия. Воздух в доме будто пропитался напряжением — густым, осязаемым, как перед грозой.
Несмотря на настроение хозяев, Злобин буквально лучился добродушием. Он рассыпался в комплиментах хозяйке, высказывал галантные комплименты дочери и проявлял искреннее дружелюбие по отношению к Александру Филипповичу, словно не замечая их холодности.
Мы быстро прошли в кабинет хозяина, где нас уже ждал нотариус, облачённый в строгий чёрный сюртук, застёгнутый на все пуговицы.
Всё семейство в полном составе заняло места с одной стороны вытянутого стола. Только сейчас я обратил внимание на детей Пылаева — Алиса, была яркой брюнеткой с миндалевидными карими глазами, в которых искрилось едва сдерживаемое возмущение. Её изящные пальцы нервно теребили кружевной платок.
Рядом с ней сидел молодой человек — полная противоположность сестре. Светловолосый, с холодными голубыми глазами матери и решительным подбородком отца. Наследник рода Пылаевых — Дмитрий. Он смотрел на меня с нескрываемой враждебностью, которую даже не пытался спрятать.
Сам барон выглядел изрядно вымотанным, под его глазами залегли глубокие тени. Кажется, последние пара дней дались ему непросто, особенно минувшая ночь, наполненная долгими и серьёзными разговорами. Причина главных его страданий сидела рядом и с каменным лицом и глядела перед собой — баронессе Пылаевой происходящее явно не нравилось.