Представляю, как всё это выглядит. Три фигуры в плащах неподвижно и безмолвно стоят в темноте, освещаемые лишь всполохами молний. Совсем как в фильме ужасов. Каждый из нас размышлял о своём и думаю мысли у магистра с Элькой, как и у меня, были не слишком радужные.
Несколько незнакомых людей появились будто из неоткуда. И кивнув нам, отправились к телу. Контур замерцал, но пропустил недавно прибывших.
— Долго мы здесь будем? — шёпотом спросила я у Эльки, уже значительно продрогнув.
— Да нет. Сейчас они перенесут тело, мы показания дадим и свободны. Только не знаю как ты, а мне что-то дальше праздновать не хочется.
— Мне тоже. В академию бы, — повернув голову, я тоскливо посмотрела на яркие огоньки венчающие шпили вышеупомянутой.
— Полностью с тобой согласна, — кентаврида тяжело вздохнула, подставив лицо редким каплям с неба.
***
Ночь у меня была очень беспокойная, я то и дело просыпалась от раскатов грома и всполохов молний. И каждый раз перед глазами был Марен, с зияющей дырой посреди груди. Не знаю почему, но было у меня чувство, что в его смерти виновата именно я.
Утро выдалось пасмурным, с изредка покрапывающим дождиком. Старшекурсники от него, почему-то не страдали, зато мы были не чище поросят. Уборщица косила на нас одним единственным глазом, что-то недовольно бурча под нос. Сегодня у нас, к счастью, были только лекции и, хотя они и начинались с десяти, большая часть адептов, с чистой совестью, спала с открытыми глазами. Полезный навык, однако. Надо как-нибудь пару уроков попросить, благо учителей предостаточно. По обыкновению строгий магистр Гир, преподающий математику, сегодня был на удивление снисходителен. Вероятно, его воспоминания о студенческих годах ещё живы.
Грант вёл себя, как ни в чём не было. Он, в отличии от большинства адептов, на лекции не спал. Интересно, ему про Марена известно? Хотя следователь не говорил нам молчать, но намекнул что лишний раз об "инциденте" до выяснения всех обстоятельств лучше не распространяться. Я и не распространялась. Конечно, если Грант спросит, ответить придётся. Надеюсь, он в курсе. Не люблю сообщать плохие новости.
После занятий я промчалась до своей комнаты, оставила в ней всё лишнее и побежала на дополнительные занятия, на которые если не потороплюсь, точно опоздаю, а ведь обещала приходить вовремя. Перед входом в аудиторию перешла на размеренный шаг и, сделав как можно более непринуждённое лицо, не спеша открыла дверь.
— Надо же, — протянул Граер, — минута в минуту. Мои аплодисменты. — Картинно поаплодировав, он уселся в учительское кресло и, указав мне на полную его копию сказал:
— Подними.
— А может, что-нибудь полегче или помягче? — Поднять то я его подниму, вот только боюсь этим креслом окно выбить. С координацией у меня пока туго.
— И это сойдёт.
Я поглубже вдохнула, пытаясь приподнять его, но у меня появилось странное чувство, будто я пытаюсь поймать воздух. Кресло осталось на месте, я же недоумённо посмотрела на Граера.
— Урок первый. Прежде чем попытаться воздействовать на предмет, неважно физически или магически, убедитесь, что это не иллюзия, — кресло постепенно растаяло в воздухе. — Существуют иллюзии другого уровня. Физически на них воздействовать возможно и они будет полностью соответствовать оригиналу. Я говорю про вес, материал, запах. Но вот телекинетически воздействовать, даже на самый превосходно созданный предмет невозможно, — произнесли последнее слово по слогам, — поскольку воздействие подобного рода подразумевает контакт со слоем энергетики предмета, наиболее близко находящийся к объекту, а подделать его не под силу даже архимагу. Поэтому талантливые иллюзионисты так высоко ценятся, как впрочем, и телекинетики. Ведь только этот вид магического воздействия предполагает работу с первым слоем. Я понятно объясняю? Если что, не стесняйтесь, спрашивайте.
— Пока всё понятно.
После этого меня отправили прочь из аудитории и позвав обратно через минут пять, поручили поднимать различную мебель, которой теперь здесь имелось с избытком. То и дело я натыкалась на иллюзии, но и настоящих вещей было предостаточно. Где он только их взял? Сопровождалось всё это постоянными замечаниями.
— Не спеши! Мягче! Мягче я сказал! Ну куда несёшься?! А на повороте плавнее, вот, правильно. Дальше от окна! Дальше! Опусти. Я сказал, опусти, а не швырни об пол со всей дури! — длилось это с полчаса. Последним был шкаф… Проделывай я всё это самостоятельно, академия наверняка бы не досчиталась пары окон и с десяток мебели. Но Граер вовремя перехватывал предметы, над которыми я теряла управление.