Слезы побежали по щекам Римильды. Если брат не вернется, если король Генрих не вернется… Ее жизнь кончена. Любой принудит ее к замужеству, лишь бы завладеть графством и титулом. Что же делать? Господи, что же делать? Как поступить, чтобы не предать себя и выполнить долг?
Огоньки свечей чуть подрагивали, по полу тянуло холодом, но Римильде было все равно. Впервые за много месяцев она плакала. Слезы не приносили облегчения, но вполне могли подарить забвение хоть на миг.
Сквозь слезы Римильда взглянула на деревянное распятие, висевшее над алтарем. Иисус, казалось, плакал вместе с ней. Черные тени окутывали распятую фигуру, а над головой светился терновый венец.
– Что мне делать, Боже?
Господь молчал, как всегда.
– Я больше так не могу, я не выдержу. Если бы был хоть какой-то смысл во всех этих усилиях… Но все равно в конце меня ждет нежеланный брак или монастырь.
Римильда зарыдала еще горше. Предъявлять Христу претензии насчет монастыря – это просто кощунство какое-то. Иногда Римильда обдумывала возможность уйти в обитель, но она не имела на это права, пока не вернется брат. Или пока не станет известно, что он никогда не вернется. Тогда она могла бы пожертвовать земли монастырю и навеки укрыться за толстыми стенами обители Господней, похоронив мечты о своем очаге и счастье. Похоронив себя заживо. Если судьба сложится так, останется только этот путь. Римильда знала, что не должна роптать: стать невестой Господа – великая честь, только ей всегда казалось, что это откровение не для нее. Она верила, однако верила без фанатизма. Земная жизнь манила, прекрасная и недоступная.
Распятие внезапно ярко осветилось, свечи почему-то разгорелись ярче, оттесняя тени в углы, стены часовни сомкнулись вокруг Римильды, словно стены склепа или тюрьмы. Римильда закрыла глаза и склонила голову. Слезы не помогают так же, как не отвечает Господь.
Она не знала, сколько времени простояла на коленях, закрыв глаза и не думая ни о чем. Холода Римильда почему-то не ощущала, наоборот, от плит пола струилось тепло, словно их согрело летнее солнце. Жаркое солнце.
Римильда открыла глаза и едва не вскрикнула. Стены светились сами по себе, а распятие… Простой деревянный крест словно висел в воздухе, отделившись от стены.
– Пресвятая Дева! – прошептала Римильда. – Я, наверное, сплю.
– Спишь. – Голос шел со всех сторон сразу. – Но ты слышишь Меня.
– Я слышу, Господи!
– Так иди же ко Мне!
Яркий свет раскаленного белого солнца, поднимающегося из красных песков, ослепил Римильду.
– Миледи! Миледи!
Кто-то тряс Римильду за плечи.
– Как холодно! – прошептала она дрожащими губами.
– Я нашел вас здесь, на полу! – Брат Констанс выглядел испуганным и удивленным.
– Я пришла помолиться. И, кажется, уснула. Дорога была трудной. – Римильда еле-еле выталкивала слова, она все еще находилась под властью видения.
– Я позову Калев.
– Не нужно, брат Констанс. Вы встали к заутрене, так выполняйте свой долг. А я выполню свой.
Старик подслеповато моргал.
– Теперь я знаю, что мне делать.
Римильда выбежала из часовни.
Глава 4
Замок медленно пробуждался, из кухни тянуло теплом и свежим хлебом, у камина в большом зале возились двое мальчишек, выгребая золу. Все как обычно – привычный покой, который может расколоться в любое мгновение по прихоти озлобленного соседа. Но этому не бывать! Желание действовать горело в душе Римильды, яркое, как факел.
– Вульф, – окликнула одного из мальчишек Римильда. – Найди Фрила и пришли его в мои комнаты.
Мальчик убежал, радостный, что избавился хоть на время от грязной и противной работы. Римильда поднялась к себе, где ее встретила раздраженная Калев.
– Я уже хотела отправить слуг тебя разыскивать. Где ты была? Постель холодная.
– Я молилась в часовне.
– Ночью, в бурю и жуткий холод? – удивилась няня. – Ты сошла с ума.
– Господь не спит ночами, – ответила Римильда. – Теперь я знаю, что должна сделать.
– Ты должна одеться и позавтракать, иначе заболеешь.
– Я должна поехать в Палестину. Найти брата и привезти его домой, пусть даже мне придется его связать и тащить на веревке вслед за лошадью.
Калев выронила подсвечник, он загрохотал по плитам пола.
– Это тебя сам Всевышний надоумил?
– Именно. Я молилась, мне ответили.
Калев не стала поднимать подсвечник, подошла к Римильде и потрогала ее лоб.
– Жара нет. Но ты явно бредишь. Может, эль вчера был несвежий. Говорила я Найн не подавать его. Или хотя бы шепнуть тебе, чтобы не пила. Барона мне не жалко, пусть он хоть сдохнет под кустом, исходя кровавой рвотой.