– Ах ты, шустрая девчонка! Попадись ты мне пятью минутами раньше!
– Я видела, как безжалостно вы поступили с Ефремовыми, – рассмеялась я в ответ.
– Передавай привет Вите и Наде! Пусть заходят в гости!
– Конечно, я…
Тут‐то мне и прилетел удар. Повезло, что окатило лишь ноги, и все‐таки вся пятая точка мгновенно промокла. Я, ошарашенная, обернулась. Это был Андрей, гад такой!
– Офонарел?! Это разве по‐дружески?!
– Так ведь праздник‐то общий! – усмехнулся он.
– Анька! – выразительно посмотрела я на подругу.
Воронцова поняла меня с полуслова и тут же отправила литров пять воды в сторону Андрюхи. Этот хитрец не успел отскочить и теперь хлопал мокрыми ресницами.
– Ладно. Один – один. Пойдем за Грачевской?
И мы – мокрый Андрей, подмокшая я и почти сухая Анька – пошлепали к Миленке. У нее во дворе творился настоящий хаос – дети бегали друг за другом с водяными пистолетами, а наша подружка лежала в засаде, то есть в яме рядом со свинарником, и оттуда палила по младшим.
– Не вздумайте выдавать меня! – прошипела она, лежа на земле.
– Тогда вылезай оттуда и иди к нам! – позвал Андрей.
– Это что у вас? Ведра? – вскинула бровь Милена.
– Ага, наши орудия, – хмыкнула Аня.
– Оставьте их здесь, я возьму пистолеты. А этот пусть прогуливается со своим ведерком, нечего нам тяжести таскать. Кстати, а где Вова?
– Ты опять забыла? У его бабушки сегодня день рождения, – взмахнула руками я.
– Слушай, это ты себе забиваешь память всякими бесполезными датами! – проворчала в ответ Милена.
– Бесполезными? Тогда в следующий раз, когда ты спросишь, какого числа день рождения у Аньки или Андрея, я тебе не отвечу, – высунула язык я.
– Ты правда не помнишь?! – сердито уставилась на Милену Аня, скрестив руки на груди.
– Ой, все! Дайте мне уже руку и вытащите отсюда, ради бога!
– А где «пожалуйста»? – растянул слова Андрей.
– Р-р-р-р… – Из ямы послышалось невнятное рычание.
– Понял, – смекнул Андрей и пошел вызволять нашу злюку. – Слушай, Грачевская, а ты бываешь доброй? Хоть иногда?
– Только когда ты помалкиваешь!
– Все, ребят, брейк! – фыркнула Аня. Они действительно могли цапаться весь день напролет. – Пистолеты не забудьте.
Дождавшись их в заброшенном поезде, где пахло гниющим сырым деревом и подземкой, мы пошли гулять. Решив пока не попадаться на глаза деревенским, мы свернули в лес, который вел на левую сторону.
– Вы тоже это заметили? – спросил Андрей.
– Что? – хором выпалили мы втроем.
– Ну, что все… как‐то иначе. Что мы – другие.
Недалеко от нас подала голос кукушка. Под ногами хрустели сухие ветки, кроны деревьев не пропускали солнечные лучи, оттого с каждым шагом становилось прохладнее, несмотря на жару.
– Андрей, как странно слышать от тебя такие философские размышления… – хмыкнула Милена.
– Ты прав, – поддержала его я. – Я чувствую это с самого первого дня. Не то, что вы какие‐то не такие, а то, что мы повзрослели. Я словно отчетливо ощутила, что детство ушло.
– Наверное, мне сложно вырваться из детства, поскольку дома меня ждут маленькие монстры, – вздохнула Милена.
– Я согласна с Гайкой. Все проблемы, которые раньше мной вообще не воспринимались, вдруг обострились. Мне уже не плевать, когда отец пьяный, я больше не испытываю перед ним никакого страха. Не горю желанием лазить по деревьям, делать кукол из мальвы и каждый раз перед сном думаю – а не последнее ли это лето в деревне?
Этот вопрос ударил мне под дых. Ведь и меня он преследовал с тех пор, как я сюда приехала. Только вот взрослеть совсем не хотелось.
– Не могу представить, что однажды мы перестанем видеться, – вздохнул Андрей, покосившись на Милену.
– О, я грежу об этом каждый день! – бросила Милена, но все мы знали, что это неправда.
– Ты ведь собираешься перебраться в столицу. Значит, если не в деревне, то уж в Москве точно будем видеться, – попыталась поддержать Андрея Аня.
Этот разговор вызвал необъяснимую горечь разлуки, хотя впереди нас ждало почти два месяца лета.
– Давайте не будем о грустном! – воскликнула я. – О, кажется, мы вышли к Степкиному дому.
– А вот и он сам… – шепнул Андрей.
Степа и Женька Черный стояли у машины прямо перед железными воротами. Ворота были закрыты, видимо, Степа куда‐то собрался. На створках ворот были нарисованы крупные розовые лилии – их лет десять назад нарисовала Степина бабуля, и дед после ее смерти каждый год подкрашивал бледнеющие цветы.