Сердце Льва (СИ)

–

Я белый человек! – гордо воскликнул Мишка.

–

Нет, Мишенька, ты каштановый. И дети твои будут в каштановую полоску. А мы с Тамуней будем крёстными родителями.

–

Тебя в церковь не пустят.

–

Тогда будем твоим мальчикам делать обрезание в синагоге.

–

Твоя Тамара уже делает обрезание. Если всё пройдёт хорошо, я согласен на синагогу.

–

Придётся мне и тебе делать обрезание. – В дверях стояла Тамара с белым колпаком в руке и распущенными волосами. – Всё, Михаил! Быть тебе обрезанным по самые уши.

Что творилось в кабинете доктора Васадзе в следующие пятнадцать минут, может описать только очень талантливый хореограф. А вот когда эйфория прошла, а сбежавшийся персонал больницы покинул кабинет, доктор потребовала гонорар:

–

Я кушать хочу.

–

Что прикажешь?

-

Всё! Самое вкусное и самое красивое.

–

Едем! – воскликнул Мишка, схватил обнимающуюся пару и потащил к машине.

Когда сняли швы, Тамара взяла отпуск, и четвёрка молодых, красивых, здоровых и влюблённых покатила в Тбилиси.

После того как Гурам Гогитидзе узнал о диагнозе доктора Васадзе, его ожидание приезда Льва и Леночки обернулось навязчивой идеей организовать консилиум на самом высоком уровне. Он связался с Соломоном и, когда приехала Натали Арье, организовал контрольную процедуру диагностики её организма. Был проведён весь спектр исследований. Приглашённые им самим врачи не нашли явных признаков онкологии.

Гурам позвонил в Москву доктору Саше и пригласил его на организуемый консилиум. По приезде в Тбилиси Леночке тоже пришлось пройти контрольную диагностику. Поговорив с Леваном, Гурам решил привлечь на консилиум психиатров и патриархов грузинской православной церкви.

Единственное, чего не смог добиться Гурам Гогитидзе, это официального статуса консилиума и участия в нём руководства министерства здравоохранения. Доктор рвал и метал, убеждал, что это только информационное мероприятие, но воспитанные в духе коммунистического шовинизма дети пролетариата не вняли мольбам профессионального исследователя. Уже уходящий в историю «гегемон идеи всеобщего равенства» оставался слеп и глух ко всему, что противоречило его мировоззрению.

Только после того, как врач поговорил с родителями Леночки, он понял, что министерские функционеры не самый жестокосердный народ.

–

Никаких консилиумов я не знаю, – заявил отец Лены. – Пусть эта вертихвостка возвращается домой, если уже выздоровела. Нечего ей по грузинам шляться. Мала ещё! – и повесил трубку.

После этого телефонного разговора великолепный врач, любящий отец, прекрасный друг, никогда не пьянеющий тамада – впервые в жизни валялся на диване смертельно пьяный.

Дай, Бог, ему здоровья!

Аминь!

СУПРУГИ СЛАВЕНКО

Василь положил трубку и уставился на Константина отсутствующим взором.

–

Алё! – Кот водил рукой перед широко раскрытыми глазами друга. – Очнись. Чего остолбенел?

–

Оля завтра в десять будет в Киеве.

–

Ну?

–

Я обещал встретить её в аэропорту.

–

Ну?

–

Значит, сейчас надо ехать на вокзал.

–

Зачем?

–

Чтобы утром быть в Киеве.

–

А машина для чего?

–

На машине далеко.

–

Всего-то меньше пятисот километров. За шесть часов доедешь, ковыряясь в носу.

–

Да?

–

Да! И не будешь телепаться в автобусах с девушкой, а посадишь в машину – и вези.

–

Куда?

–

Сначала в ресторан.

–

Покушать?

–

Догадлив!

–

А потом?

–

Подождёшь, пока я свечку зажгу…

–

Хорошо. Сейчас. Машину вымою, в баньке попаримся, оденусь и .

–

Иди топить баньку, а машину я приготовлю.

Мужчины попарились, и в три часа утра Василь покатил

по сельской улочке. В начале девятого «Москвич» Василя остановился на парковке аэропорта Борисполь. Он откинулся в кресле, представил себе место, где произойдёт встреча, запер машину и пошёл в сторону аэровокзала. Искать это место долго не пришлось. Возле здания, из которого выходят прибывшие, нашёл три садовые скамейки. Он уселся на средней, расслабился, снова зримо представил встречу и увидел, что подносит букет роз. В таком состоянии туго соображается, однако он всё-таки сообразил, что нужно эти розы купить. Похвалив себя за находчивость, Василь пошёл искать букет. В киоске были только жёлтые и розовые, а он

точно помнил, что розы были бордовые. Уже дважды обошёл он территорию вокзала. Бордовых роз не было. Постоял, подумал и решил, что подарит цветы, только когда найдёт бордовые.

Было почти десять. Он пошёл к месту встречи, снова сел на скамейку и стал ждать. Рядом подсел бородатый коренастый мужик в белом костюме. Он раскурил трубку и грудным басом спросил:

–

Какой рейс ждёте?

–

Не знаю. Вообще-то она москвичка. Значит, московский.

–

Хм, – хмыкнул сосед, – встречаешь и не знаешь, какой

рейс?

–

А зачем? Она будет после десяти, и мы встретимся здесь.

–

Так договорились?

–

Нет. Ну, почти.

–

А кто она?

–

Невеста, – вырвалось у Василя. Он смутился, а потом решил, что кокетничать не стоит. – Моя невеста! – подтвердил он.

–

А почему без цветов? Ты что, старовер?

–

Нет, просто не нашёл роз тёмно-красного цвета.

–

А розовые не пойдут?

–

Нет. Я должен подарить бордовые.

–

Слушай. Тебе же не шестнадцать. Что ты, как юнец? Подари ей любые цветы. Если встретишь без цветов, радости от встречи не жди. Это я тебе как старый ловелас говорю. Поверь. Опыт – вся жизнь и все веси государства Российского. Женщине важно преподнести всё вовремя. Дай ей при встрече хоть хиленький цветочек. Тишина. Даже поблагодарит. А вот если подаришь шикарный букет только после напоминания, – рискуешь схлопотать этим букетом по роже. Тебе это надо?

–

Нет, – развеселился Василь, – не надо меня розами по морде.

–

Так беги, покупай хоть жёлтые, хоть какие!

–

Ну …

–

Что «ну»! Это с женой, может быть, и обойдётся. А невеста. В этом звании они стервенеют. Потом, почувствовав узду, начинают понимать, как ходить в упряжке.

Вдруг он вскочил и … принял на свою грудь здоровенные лапы мохнатого пса.

–

Роджер! Дружище! От ты какой! Шеен мшобелдзагло*! Здравствуй, здравствуй! – он минут пять трепал пса, который скулил и тёрся возле него, как щенок. Счастливыми выглядели оба. – Всё. Всё! Успокойся. – Он обратился к Василю: – Это Роджер. Где мы только с ним ни были! – наконец, он обратил свой взор на другой конец поводка, который держал юноша призывного возраста. – Ну, Темо, иди, родной, дай поцеловать тебя.

Юноша бросился на шею отцу.

–

Слушай, сын, ты чего это с цветами? Кому привёз?

–

Тебе, – ответил Темури и протянул отцу большой букет бордовых роз, – мама передала.

–

Ну, Медико, Медико! – у него вдруг послышался чуть заметный грузинский акцент, и глаза налились доброй влагой. Он принял букет таким жестом, как будто обнимает нежное хрупкое создание. – А табак она прислала?

–

Да. Весь, тот, что ты порезал.

–

Хорошо! – он повернулся к Василю. – Вот! Это достойный букет твоей невесте. Приезжай ко мне в Зугдиди. Зимой я дома. Спросишь Шалико Туташхия. Нас там двое. Так я – Шалико, внук Дата. Запомни..

–

Спасибо тебе! – принял подарок и пожал протянутую руку Василь. – А я из Запорожья. У меня здесь машина. Довезу. В баньке попаримся. Вы с моим отцом подружитесь. Он тоже весёлый мужик

–

Некогда! Прощай! Невесту не обижай, но и не балуй.

–

Спасибо!

Василь повернулся к выходу из здания вокзала и . замер. Прямо на него шла стройная, красивая, с распущенными длинными светлыми волосами родная его сердцу Ольга. Она подошла к нему вплотную, заглянула в его широко раскрытые глаза, обхватила за шею и поцеловала: