Сердце Льва (СИ)

Василь поднял чемодан в мансарду, снял костюм, надел спортивную пижаму фирмы Адидас, на покупке которой настояла Ольга, и спустился во двор. Нечаев сидел за садовым столиком.

–

Ну, – обратился он к зятю, – как тебе здесь нравится?

–

Я очень люблю деревню.

–

Я тоже, но всю жизнь прожил в городе. Вот теперь, на склоне лет, заработал спокойствие души и тела.

–

А я вообще не хочу покидать деревню.

–

Интересно. А как ты представляешь свою жизнь в деревне с такой столичной волчицей, как твоя жена?

–

Просто. У неё много дел. Ей не придётся скучать.

–

Ты надеешься, что она станет образцовой крестьянкой?

–

Я надеюсь, что скучно ей не будет.

–

Мне это трудно представить, но – тебе видней…

–

А Вы здесь постоянно живёте?

–

Нет. Приходится ездить в редакции, Союз писателей. Часто приглашают на книжные ярмарки, встречи с читателями. Но всегда спешу обратно.

–

И давно Вы приобрели эту дачу?

–

Да вот уже лет пятнадцать. Здесь лучше думается. Я здесь закончил «Сотворителя» и сразу, на одном дыхании накатал «Умору». – Он подумал: – Читал?

–

В армии родители присылали моему другу всё лучшее, что печаталось в литературных журналах. Там я прочёл Вашу «Берендеевку души». А сборник рассказов у нас был в библиотеке. Я их ещё в школе читал. Из рассказов помню про однорукого дровосека. Потом, когда у меня что-либо не получалось, то представлял себе, что я и есть этот дровосек. С тех пор появилась привычка: иду к нашему старому дубу, ложусь под ним и представляю, как надо сделать, чтобы получилось. Пока не увижу всё, до самой мелкой детали, – не встаю.

–

Помогает?

–

Всегда.

–

А «Берендеевка»?

–

К тому времени я уже разобрался с православием и язычеством. Мне было интересно, как относятся к этим вопросам другие. Так что Вашу «Берендеевку» я прочёл с интересом.

–

Ну! И совпали наши мысли?

-

Сомнения совпали. А результат – нет.

–

Да? – Нечаев уже стал ощущать значимость своего творчества и входить в воды славы. А тут… такой облом! С ним, видите ли, – не согласны!.. – Тогда расскажи о своих результатах.

–

Как? – Василь оторопел. – Как мне вам о них рассказать? Это.

–

Не надо деталей. Принцип. Объясни, в принципе, в чём мы не сходимся?

–

Да. Пожалуй, – мысленно Василь перебрал варианты простых ответов. Не нашёл. – В принципе? Верить одинаково, даже двум единомышленникам, не удастся.

–

Как это?

–

Просто. Каждый человек – это отдельный мир. Каждый слышит по-своему, видит, чувствует по-своему. Я уже не говорю, что каждый и думает по-своему. Как же два человека могут верить в одно и то же, если они это даже видят, слышат и чувствуют по-разному.

–

Нет! Речь ведь не идёт о частных ощущениях. Речь идёт о принципах.

–

Тогда это не основа совести, а основа идеологии.

–

А какая разница между совестью и идеологией? Совесть ограничивает свободу и направляет деятельность. И идеология работает точно так же.

–

Да. Просто совесть моя, а идеология «наша» – ничья.

–

О! Так ты единоличник! Эгоист?

–

^Да

.

–

Тогда, – Нечаев стал подбирать слова, – мы с тобой идейные враги!

–

Нет. Я прост и понятен и для себя, и для Вас, и для всех. А Вы непонятны для себя, а поэтому безоружны перед любым, кто захочет на Вас сыграть свою игру.

–

Интересно! Хотел бы я посмотреть на того, кто осмелится сыграть на мне! Великий Шекспир вложил в уста Гамлета такие слова: «Я не флейта, и играть на мне – нельзя!»

–

Гамлет руководствовался совестью, а не идеологией. Поэтому он сказал правду.

–

Ну, как, мои дорогие мужчины? – Ольга появилась в проёме окна. – Проголодались? Будем завтракать?

Найти более неподходящий момент для того, чтобы обратить на себя внимание, Ольга не могла. Поэтому её вопрос

остался без ответа.

–

Так значит – я лжец?

–

Нет. Просто Вы воспитаны идеологией. Она для большинства людей заменила совесть. Вот пример. По идеологии мы все равны. А по совести – каждому нужно своё: свой дом

–

не общежитие; своя семья – не коммуна; свои дети, свои родители, свои мысли, чувства, своя рубашка, которая всегда ближе к своему телу.

–

Так что получается? Герои революции, гражданской войны – умирали за ложь?

–

Такой вопрос сам подразумевает ответ. Если ответить «да», получается, что я враг Советской власти. Если ответить «нет», тогда я лгу самому себе, потому что гражданская война – подлое братоубийство. По моей совести, братоубийца

–

преступник, а не герой.

–

Хм. А ты философ! Интересно. Нам с тобой, по– видимому, всегда будет, о чём поговорить.

–

Мне тоже интересно с Вами. Я ведь никогда не разговаривал со знаменитыми людьми, которые думают и говорят от имени народа.

–

«От имени народа», – писатель задумался. – Да. Придётся всерьёз подумать. Я ведь был уверен, что говорю от своего имени. Мне казалось, что я смело высказываю свои мысли. А возможно, что я заидеологизирован – зомби…

–

Идите домой, – Ольга, не дождавшись ответа, поступила так, как ей было удобно. – Я приготовила завтрак.

–

Пошли. Чай остынет, – Павел Никанорович встал из– за стола. Василь открыл дверь и пропустил тестя. – Да, Ольге всегда нравились хорошие манеры. Теперь понятно, чем ты её подкупил.

–

Если бы я купилась на хорошие манеры, так в ГИМО таких кавалеров – воз и малая тележка. Надо было мне в Запорожье ехать?

–

Ну! А что ты в нём нашла?

–

Пообщайся с ним. Тоже найдёшь.

–

Да, уж имел удовольствие. Пофилософствовали.

–

Ну и как? – Ольге нужно было мнение отца. Она ждала поощрения своего выбора.

–

Нестандартен твой муженёк. Это дорогого стоит!

–

Ой! Вась, разлей чай. Я сейчас, – Ольга бросила полотенце и побежала на антресоль. – Вот, – принесла она

бумагу. – Это квитанция на получение компьютера. Вася с Котиком купили и выслали на твой адрес.

–

Компьютер? А зачем он здесь?

–

Это будет Ваша умная пишущая машинка. Научитесь пользоваться – ни корректора, ни редактора, ни черновиков не надо будет.

–

Пап! Это тебе наш подарок на мою свадьбу.

–

Глупость какая-то! Это я должен вам сделать подарок на свадьбу.

–

Ну, папуля! Это само собой, а то – само собой. Одно другому не мешает. Когда Котик купил компьютер, Вася стал на нём работать. На третий день он почувствовал, что писать на компьютере легче. Они поехали и выслали тебе точно такой же.

–

Это очень удобный инструмент. Вы оцените. Просто нужно привыкнуть.

–

Но ведь он же стоит бешеных денег!

–

Привыкай, пап! Он не транжира, но и не жадоба. Это мой муж. Я буду стараться быть достойной его.

–

Воистину, неисповедимы пути Господни! Кто бы мог подумать, что эта девчонка-сорванец, которая играла не в куклы, а в войнушку с мальчишками, скажет когда-нибудь такие слова? За это надо выпить! – Павел Никанорович открыл буфет и достал рюмки. – В холодильнике графинчик. Это медовуха. Её гонит наш пасечник. Мастер!

Василь достал графин и разлил водку.

–

За вас! – Нечаев посмотрел на дочь, потом на зятя. – Оказывается, приятно сознавать, что рядом с твоей дочкой взрослый человек. – Он привлёк к себе и поцеловал дочь. – И чего это бабы плачут на свадьбах? – Он помолчал, а потом резюмировал: – Наверное, потому что горько. Надо бы подсластить!

Молодые целых два дня с удовольствием подслащали одинокую жизнь Никанорыча.

Только молодожёны занялись предотъездными сборами, как у калитки остановилось такси, и во двор вошла хозяйка дома. Софа Андреевна прибыла с гастролей.

–

Мама! – Ольга первая увидела её из окна мансарды. – Пап! Мама приехала!