И как тебе здесь? - полюбопытствовал лейтенант, даже не повернув головы.
Лейн только вздрогнул, не уверенный, что этот вопрос действительно прозвучал вслух, а не послушался ему. Он медленно оглянулся и встретился взглядом с Мордредом.
– Неделя прошла, - заметил офицер. - Еще нет желания свалить отсюда ко всем чертям?
- Сэр, никак нет, сэр… - кадет дернулся, собираясь вскочить, но лейтенант вязло махнул рукой, позволяя парню остаться на месте.
- Если проживешь достаточно долго и покажешь, кто такой на самом деле, то узнаешь, что в помещениях для отдыха званий нет, - с тем же спокойным безразличием произнес он, лениво взбалтывая содержимое стакана. – И здесь достаточно просто позвать Мордреда. Это на полигоне о званиях вспомним, а здесь я просто хочу ничего не делать и спиваться… Так как тебе первая неделя здесь?
- Приемлемо, сэр, - неуверенно кивнул Лейн, возвращаясь на свое место.
- Если еще раз назовешь меня сэром в этой комнате, я вытащу пистолет из кобуры у меня на поясе, и снесу твою тупую голову. Уверяю, по этому поводу не заведут даже дела. Определенный процент кадетов всегда списывают в потенциальные потери на тренировках. Просто ответь на чертов вопрос.
- Терпимо, сэ… терпимо, - кивнул Лейн, успев исправиться под пристальным взглядом лейтенанта. – Не совсем то, что я ожидал, но вполне приемлемо.
- Хорошо, что ты так говоришь после первой недели, если, конечно, это действительно то, о чем ты думаешь. Потому что я после первой недели своего обучения мечтал только о том, как бы найти огнестрел и снести башню тому моральному уроду, кто был нашим сержантом. А потом застрелиться самому. Почему-то казалось, что такие мысли рано или поздно приходят в голову каждому, кто попадает в тренировочный лагерь... Пока не понимаешь, зачем это нужно.
- И зачем это нужно, если позволите поинтересоваться? – разговор свернул в интересное русло, и Лейн решил его поддержать, несмотря на чудовищную усталость - после сегодняшней тренировки он ощущал себя так, словно его всего стянули в тугой узел и выжали до последней капли, не оставив ничего, кроме смолотых в труху костей.
- Сам поймешь, - покачал головой лейтенант. – Если не осознаешь, значит, нет тебе места в пилотах. Парень, ты зачем вообще пошел в пилоты, если не секрет? Только если не знаешь, что ответить конкретно, так и говори сразу. Не надо этого бреда, что несут пропагандисты, тебе и сам пересказать его могу. И про защиту Родины, и про безопасный дом, и про мир потомству…
- Ну… - кадет призадумался. Когда он подавал заявление, то был уверен, что сможет дать точный ответ на такой вопрос, но теперь, после недели в тренировочном лагере, когда их даже еще близко не подпустили к боевым роботам, но уже дали по полной хлебнуть простой солдатской жизни… Как-то безумно глупо звучали восторженные слова о сверкающих серебром парадных машинах, желании прославиться и получить всеобщее признание. Странно представлять, как эти герои точно так же ползали по полосе препятствий, извалявшись в грязи и обливаясь потом. Лейн замер с открытым ртом, не зная, что ответить
- Вот примерно об этом я и подумал, - лейтенант усмехнулся и приподнял стакан с виски, словно произнося тост. – Выпьем же за разбитые мечты зеленой молодежи. Хотя всяко лучше, если вы разочаруетесь в этом всем еще здесь, в тренировочном лагере, чем на поле боя, когда вас будет с грязью мешать очередная орбитальная бомбардировка. Все это красиво выглядит только на агитационных плакатах и в речах пропагандистов с экранов телевидения. А на самом деле… Вот это вот все…
- Но… Вы же остались… - протянул Лейн, несколько раздавленный мыслью о том, что офицер вот так открыто говорит вещи, о которых и он сам уже задумывался, но не решался признаваться даже самому себе. Не хотелось терять эту яркую красивую сказку, в какую верил с самого детства.