- Ты права! Подлость это... Низость... Ненавижу царя!
Пришли домой.
Пятилетний Митя еще с крыльца увидел сестру и брата и кинулся им навстречу. Схватил туесок с малиной, взвизгнул от радости.
Саша поднял братишку на руки, заглянул в его блестящие черные глаза, такие радостные и счастливые, доверчивые глаза ребенка, которого все любят и ласкают. Прижал к себе и осторожно опустил на землю.
Вечером Саша, Аня и Володя сидели на крылечке, смотрели на тусклые огоньки деревни, за которой проходила Владимирка. Саша поведал Володе о том, что они видели по дороге и слышали от Карпея.
Аня, повернув лицо к Саше, громко прочитала:
Любовью к истине святой
В тебе, я знаю, сердце бьется.
И, верю, тотчас отзовется
На неподкупный голос мой...
Саша, обхватив за плечи Аню и Володю, привлек к себе и, переводя глаза с одного на другого, взволнованно ответил:
По духу братья мы с тобой,
Мы в искупленье верим оба.
Десятилетний Володя хорошо знал эти стихи Плещеева, которые так часто напевал отец. У Саши они звучали особенно призывно, и Володя, старавшийся во всем подражать брату, вместе с ним и сестрой громко пел:
И будем мы питать до гроба
Вражду к бичам страны родной!
Все трое встали и уже кричали во весь голос в темноту, туда, где пролегал Владимирский тракт:
И будем мы питать до гроба
Вражду к бичам страны родной!
Из комнаты вышла мама:
- Тс-с!.. Тише... Что с вами? Нельзя так громко. Это запрещенная песня.
- Эту песню всегда поет папа, - ответил Саша.
- Значит, она правильная, - добавил Володя.
- Нам хочется, чтобы ее услышали все, и те, которых ведут по этой дороге...
Мария Александровна смотрела на возбужденные лица детей, на их горящие глаза. Как они остро чувствуют несправедливость!
- Песня потому и запрещена, - сказала мама, - что призывает к честности, к неподкупной любви к родине. И стихи Некрасова, которые записаны у папы в тетрадке, тоже рассказывают правду, потому и нельзя их читать при посторонних.
- Это может повредить папе, - понимающе заметила Аня.
- Да. Вот, скажут, чему директор народных училищ учит своих детей.
- Но разве папа делает неправильно? - допытывался Володя.
- Нет, он делает правильно, вам надо знать правду, - ответила Мария Александровна. - А пока сберегите эти строки в сердце своем.
СТАРОЕ КРЕСЛО
В папином кабинете стоит большое кожаное кресло. Оно всегда холодное и неуютное. Даже в жаркий день на него неприятно садиться. Поэтому и сидишь в нем в наказание. Чуть шевельнешься - кресло сердито скрипит, словно тоже осуждает за твой проступок.
Митя сидит в кресле, слушает, как тикает будильник. Раньше мама заводила в нем музыку, чтобы можно было знать, когда пройдут положенные минуты наказания, и, как только зазвучит мелодия "Во поле березонька стояла", можно было соскочить с этого кресла и идти играть. А сегодня мама музыку не завела. Просто сказала, что Митя должен сидеть в кресле тридцать минут, подумать о своем проступке и выучить урок из арифметики.
А Мите думать не хочется.
Мите хочется в столовую, где братья и сестры мастерят сейчас елочные игрушки. Митя тоже мог бы оклеивать орехи золоченой бумажкой - фольгой, а вместо этого сидит в кресле, и даже будильник ему не подскажет, когда можно сойти.
Сегодня на уроке арифметики учительница крутила на картонных часах жестяные стрелки и спрашивала, который час. Спросила и Митю. Он ответить не мог и получил двойку. А не ответил потому, что Красавка отелилась. Митя весь вечер просидел на кухне возле теленка. Теленок смешной: не успел родиться, как уже старался встать на ноги, а они расползались у него в разные стороны. Митя пригибал ладонью голову теленка к миске с теплым молоком и совал ему палец в рот. Теленок принимался сосать молоко с пальца, а язык у него шершавый, щекочется. Нос у теленка розовый, с темным круглым пятном между ноздрями, глаза большие и скучные. Наверное, ему плохо без своей мамы. И Красавка жалобно мычала в хлеву, звала к себе своего маленького.
Мария Александровна сказала, что дети будут кормить теленка по очереди и нечего всем сидеть вокруг него. Он только что появился на свет, и ему надо дать хорошенько поспать.
Все пошли учить уроки, а Митя украдкой пробрался на кухню и все кормил теленка. И сейчас ему не терпится посмотреть на него, умеет ли он уже стоять на ногах. Но Митя должен сидеть в кресле и повторять урок из арифметики. А Мите не хочется учить уроки.
Мама сказала, что сидеть в кресле он должен полчаса и что может сойти без четверти пять. Когда это будет без четверти пять?
Митя сидит и думает.
Вокруг циферблата точки и черточки. Митя знает: между двумя точками одна минута, а между черточками - пять минут. Большая стрелка помедлит, прицелится и перепрыгнет с одной точки на другую, а маленькая толстая стрелка стоит на месте и, кажется, вовсе не движется. Полчаса - это тридцать минут. Где же будет большая минутная стрелка, когда наступит без четверти пять?
Скрипнула дверь, и в кабинет заглянула смешная мордочка кота в большой шляпе с пером.
- Мяу!
- Володя, я знаю, что это ты. Пойди сюда, покажи мне, где будет большая стрелка, когда наступит без четверти пять.
- Мяу, милый мальчик, если я подскажу тебе, ты никогда не выучишь урока по арифметике. Соображай сам. Мяу! Мяу! - И Кот в сапогах исчез.
Митя вздохнул. Успеют ли теперь ему сделать маску зайчика? Он смотрит на часы. Даже вспотел от напряжения, и кресло кажется ему горячим. Несколько раз он проверял себя, прежде чем убедился, в каком месте минутная стрелка подаст ему знак к свободе.
За стеной в столовой слышен громкий смех. Звонче всех смеется Маняша. Мычит теленок на кухне. Его, наверно, забыли покормить. А стрелки застыли на месте. Наверно, часы вовсе остановились, и теленок может умереть от голода, и все игрушки будут сделаны без него, Мити. Позвать маму? Сказать ей, что часы остановились? Митя смахивает слезы с глаз, они мешают следить за стрелкой. Митя считает. Осталось сидеть семь минут. Это уже точно. С проверкой решал.
Опять мычит теленок. Сможет ли поголодать еще семь... нет, только пять минут?
Нигде так медленно не идет время, как в этом кресле. День пробежит не заметишь, а в кресле каждая минута тянется, тянется, и конца ей нет.
Но наконец-то долговязой стрелке осталось перепрыгнуть с точки на черточку. И тогда будет без четверти пять. Но стрелка замерла и не думает перепрыгивать. Митя отвел глаза в сторону - может быть, он пригвоздил стрелку взглядом, загипнотизировал ее и она больше не стронется с места.
- Митя, сколько времени? - раздается голос мамы в дверях кабинета.
Стрелка испуганно вздрогнула и перескочила на длинную черту против цифры "9".
- Без четверти пять, мамочка. Полчаса прошло.
- Совершенно верно, - сказала мама. - Ты подумал над своим уроком из арифметики?
- Нет, не успел, - смущенно признался Митя, - я все время думал о том, когда можно будет встать с места.
- А сколько времени сейчас?
- Без тринадцати минут пять, - бойко ответил Митя, едва взглянув на часы.
- Ну, вот и отлично, - похвалила мама. - Иди покорми теленка - он, бедный, проголодался, - а потом будешь оклеивать орехи фольгой.
Митя соскользнул с кресла.
НА КОНЧИКЕ НИТКИ
Мама сидит на диване. Перед ней стоит Маняша. На руках у девочки растянут моток ниток. Мама сматывает нитки в клубок, берет две тоненькие блестящие спицы и показывает дочке, как надо вязать.
Едва заметно шевелятся мамины руки, и с левой спицы на правую, словно голубое ожерелье, нанизываются петли.
Маняше все понятно. Теперь она свяжет Мите шарф, и брат больше не будет болеть ангиной.
Дочка берет из маминых рук спицы, крепко сжимает их в пальцах, но поддеть и вытянуть кончиком спицы петлю не так-то просто.