— А чего от нас хотят?
— Не знаю, для начала просто познакомятся. Но скорее всего они мечтают, что мы к ним присоединимся. У ноттингемцев не прекращается борьба с атонами, нас те пока не трогают по причине нашей отдаленности. Но если их разгромят, то враги немедленно займуться Интером.
— Понятно, — кивнул Кущин, — они ищут помощь, где только возможно. Но тут им делать нечего, у нас едва хватает сил сдерживать своих крестьян. Да и не станем мы переселяться под их руку. Впрочем, завтра поговорим с ними подробнее, прикинем что к чему.
Пировать в Интере умели, такого праздника Хонда с Густавом еще не видели. Крепостные ворота закрыли наглухо, оставили на страже человек десять. Остальное население города организованно собралось в обеденном зале. Тут сразу стало тесно, ведь помимо землян в застолье участвовало около двух сотен местных женщин, да еще обс луга разносила еду и выпивку. Жрали тут, как перед смертью, бедные служанки едва поспевали за новыми порциями и кувшинами.
Хонда приятно разомлел после первых двух тостов. За дружбу и знакомство ноттингемцев заставили выпить по две исполинские чарки весьма подозрительного напитка, лаконично именуемого наждак. Ощущения после его употребления вполне соответствовали названию, тянуло закусить напильником. Но после этих убийственных доз послов не забыли — их кубки пустыми не оставались. Как-то на удивление быстро пришло понимание, что жить стало гораздо веселее. Хонда стал с нескрываемым интересом поглядывать на соседок по столу, хотя после того, что произошло в бане, был уверен, что о женщинах придется забыть на неделю. С каждой новой порцией горючего дамы становились все симпатичнее. Осоловевший Густав, не покладая рук, тщательно ощупывал сразу двух девчонок, изредка отвлекаясь на выпивку и закуску, ему явно было очень хорошо.
А вот Хонда никак не мог полностью расслабиться и отвлечься от своих беспокойных дум, его угнетала странная тревога. Вечная подозрительность не давала ему без оглядки окунуться в разгульную пучину праздника. Почувствовав на себе пристальный взгляд, он резко обернулся, уставившись на соседа, почти пацана. Тот пьяно улыбнулся и щедрым жестом протянул ему тлеющую самокрутку:
— На вот, пыхни, — радостно предложил юнец.
— Что это? — нетрезво поинтересовался Хонда.
— Как тебе сказать, белобрысый. Ты когда-нибудь коноплю курил?
— Стогами!
— Это типа того, только круче раз в девятнадцать. Пыхни, ты об этом не пожалеешь, улетишь, как Гагарин!
Недоверчиво принюхавшись к сомнительной дури, Хонда осторожно затянулся. Свет погас, исчезли звуки, откашлявшись, он с трудом продрал помутневшие глаза, невольно заулыбался. Мир стал гораздо ярче, прибавилось цветов и красок, все предметы приобрели немыслимую, звенящую четкость, женщины превратились в невероятных красавиц. Благодарно отсалютовав польщенному соседу, Хонда сделал новую затяжку, реальность погасла окончательно.
Неизвестно, сколько времени он пробыл в глубокой коме, но, очнувшись, отчетливо понял, что сознание вернулось к нему ненадолго и только из-за настойчивых сигналов переполненного мочевого пузыря. Открыв глаза, Хонда усомнился в том, что вышел из нирваны, уж больно изменилась окружающая обстановка, весь мир почему-то лежал на боку. Ноттингемец поднял голову и восхитился, поскольку обеденный зал послушно поворачивался синхронно его движениям. Сергей понял, что его голова является абсолютным центром мироздания, и надо вести себя как можно осторожнее, ведь неловкий наклон может перевернуть вселенную вверх тормашками.
Осторожно сфокусировав мутный взгляд на близком движении, Хонда увидел, что его юный сосед спустил штаны, и демонстративно, но без лишнего эпатажа приседает возле стола с явным намерением совершить очень черное дело в непотребном месте. Какие-то мужики с нецензурной бранью повалили его на пол, куда-то поволокли. Посол великого Ноттингема искренне изумился странному местоположению забавной физиономии, но следом понял, что смотрит на голую задницу. Сей факт Хонду почему-то потряс окончательно, в ошеломленном мозгу наступило короткое и совершенно безумное просветление, он вдруг понял — надо побыстрее уходить и прятаться от общества, пока не пройдет позорная телесная беспомощность.
Сделать это оказалось совсем непросто, мир окончательно сошел с ума, обзор зрения сузился настолько, что все виделось как через тонкую, длинную трубу. Пол то и дело наклонялся, а то подпрыгивал, норовя коварно ударить по ногам. Хонду непрерывно толкали какие-то подозрительные незнакомцы с физиономиями племенных дегенератов, полуголая женщина редкой уродливости схватила его за руку, норовя куда-то утащить, но он был непоколебим, как гранитная скала, продолжал идти вперед, туда, где в конце узкого туннеля виднелся выход. В голове щелчками отбивался обратный отсчет, при цифре ноль сознание твердо пообещало надолго покинуть хозяина. Какой-то мерзкий голос с явным еврейским акцентом непрерывно шептал в левое ухо разные дельные советы и полезную информацию. Хонда узнал от него много интересного, в частности незнакомец рекомендовал уходить от погони огородами, клятвенно обещал, что в Смольном его будет дожидаться китайский епископ, а между этими сообщениями позорно уличил какого-то неизвестного Костю в гнусных пристрастиях.
Холодный воздух ударил в разгоряченное лицо, невменяемого посла встретила темная ночь. Гордо встав на крыльце, он стал совершать круговые движения, характерные для капитанов военных субмарин, припавших к своим перископам. Цифра ноль быстро приближалась, надо было срочно решать, куда податься. Но это было нелегко, зримый мир сужался все сильнее и сильнее, туловище помимо воли склонилось наземь, нависла угроза пасть прямо здесь, на открытом месте. Но тут Хонда увидел небольшую будку, перед которой черный магир сонно грыз огромную кость. Загадочный еврейский голос любезно сообщил пароль доступа к объекту — «Месопотамия». По его словам, отзыв не требовался.
В одурманенном сознании билась последняя мысль — спрятаться куда угодно, тело само двинулось вперед. Магир глухо зарычал, но, увидев, что странный человек не покушается на его изысканное лакомство, успокоился. Глупое животное не могло представить, что гнусный негодяй поднял руку на святое — на его будку!