До недавних пор Пресвел считал, что все преимущества его положения вполне стоят этой маленькой жертвы. Если не считать одной досадной мелочи, Серима была идеальной хозяйкой для тактичного и работящего слуги. Конечно, Пресвел одевался просто и неброско, но его одежда была высшего качества и сшита лучшим портным в городе. Он привольно и роскошно жил в одном из самых изысканных особняков Тиаронда. Не считая отношений с женщинами, он мог добиться от Серимы чего угодно, и вдобавок убедить ее, что эта идея — ее собственная.
До недавних пор он считал, что такие блага стоят маленькой жертвы.
До недавних пор он хранил свои походы втайне и со всякой женщиной встречался лишь однажды, а к тому же каждый раз отправлялся на поиски в разные кварталы города. Эта девушка очаровала его с первой встречи. Пресвел виделся с ней уже дважды — и мечтал, как мальчишка, о новой встрече.
Пресвел повернул за угол — и увидел впереди освещенные окна трактира и разрисованную красками вывеску: охотника с луком и стрелами, хорошо видного в свете лампы, которая висела над дверью. Здесь они договорились встретиться, но вначале Пресвел не увидел знакомой фигурки — и сердце у него ушло в пятки. Быть может, она нашла клиента получше? Щедрого богача? Впервые в жизни Пресвел познал, что такое истинная, жгучая, неистовая ревность, и мысленно проклял коварство двуличной шлюхи. Он хотел уже повернуться и уйти, но тут она выступила из тени переулка за углом трактира — бледная, дрожащая от холода в вытертом и заплатанном плаще. Ее чудесные золотистые кудри, мягко мерцавшие в свете лампы, осыпал искрящийся снег. Пресвел вновь воспрял духом и теперь уже разозлился на себя самого — ведь он заставил бедную девочку ждать его в такую стужу!
Он бросился к ней, громко зовя ее по имени. Впервые в жизни Пресвел пожелал узнать имя женщины, с которой проводил ночь. Ее звали Рохалла — и ничего в мире Пресвел так не желал, как избавить ее от мерзостей нынешней жизни и подарить ей покой и уют, которых она никогда не знала.
К своему изумлению, Рохалла поняла, что рада видеть этого клиента, хотя мысль об этом и не доставила ей особой радости. Мужчины были для нее только средством зарабатывать на жизнь. Она не могла давать волю своим чувствам, не смела доверить себя заботам другого. Рохалла привыкла полагаться только на саму себя, а до того, как настала черная пора нескончаемых дождей, от ее стойкости зависело еще и благополучие всех ее родных. Отец ее, рудокоп, погиб во время обвала два года назад, мать, раздавленная горем, ненамного пережила его, оставив тринадцатилетнюю Рохаллу заботиться о пятерых младших братьях и сестрах. Самая младшая сестренка была еще грудной.
Помочь Рохалле было некому, и чтобы прокормить малышей, девушка трудилась до полного изнеможения. Каждый день она вставала до рассвета и работала в храмовой прачечной Священных Пределов, стирая белье и наряды жрецов и жриц. Позднее, когда ее руки еще были сморщены от горячей мыльной воды, она устало брела через весь город в «Грифон», солидный трактир у самых городских ворот, и там из прачки превращалась в кухонную служанку. Работа была нелегкая, зато весьма выгодная для маленьких подопечных Рохаллы. Аруза, старшая кухарка, обладала миролюбием разъяренного осиного роя, но за ее вспыльчивым нравом таилось золотое сердце, и она всегда заботилась о том, чтобы девушка набрала побольше объедков для своих голодных братиков и сестричек.
Закончив работу в «Грифоне», Рохалла возвращалась в тесный ветхий домишко, затерявшийся в лабиринте кривых улочек старейшей части города. Она кормила малышей, а когда все они благополучно укладывались в постель, надевала потрепанное шелковое платье — забытое в трактире каким-то рассеянным постояльцем — и выходила на темные улицы, дабы приступить к иной, тайной своей работе. До сих пор одна мысль о том, чтобы торговать своим телом, повергала девушку в ужас и отвращение, но ведь она обещала матери позаботиться о малышах… Стиснув зубы, она терпела и старалась думать о чем-нибудь другом, пока очередной пьяный клиент насыщал свою грубую похоть.
И вот теперь оказалось, что все это было напрасно. Подъем до зари, адский труд в прачечной, побои и ругань в трактирной кухне, зимние ночи, когда она дрожала от холода на темных улицах, смрадный запах мужского пота и пива, липкие руки и слюнявые рты грубых пьяниц… все ее жертвы были впустую. В считанные дни лихорадка унесла одного за другим всех ее сестричек и братиков.
Минувшей ночью Рохалле отчаянно не хотелось покидать последнюю, метавшуюся в жару сестренку — но она знала, что если не заработает хоть пару медяков, то не сумеет купить спасительное лекарство. Сегодня днем, покинув прачечную, девушка забежала к травнице и отдала весь скудный заработок ночи за какое-то новое безымянное снадобье. Беспокоясь за сестренку, она прямиком побежала домой — и обнаружила, что на пороге сидит Брида, старуха соседка, которая в отсутствие Рохаллы присматривала за малышами. По морщинистым щекам соседки текли слезы. Дерли умерла.
Все было напрасно. Рохалла любила малышей, поклялась беречь и защищать их. Ради них она трудилась до седьмого пота, продавала на улицах свое тело, сносила боль, презрение, унижения. Ради них она переступила через свою гордость, пожертвовала своей юностью и похоронила все надежды на счастливое и достойное будущее. И все напрасно. Они мертвы. Рохалла осталась одна.
Этой ночью она ушла из дому, как в тумане, онемев и оглохнув от горя, тупо повинуясь привычному уже расписанию. Старая Брида ужасалась тому, что Рохалла отправилась на улицы, когда в доме лежит, мертвая, ее сестренка, но девушка знала, что делает. Она видела, как дымятся на равнине за западной стеной города гигантские погребальные костры. На кладбищах уже не осталось места, и жители Тиаронда почти привыкли к вони горелого мяса — из-за сырости костры немилосердно чадили. Дерла не закончит свой земной путь в таком костре, покуда жива ее старшая сестра! Она ведь была такая маленькая, совсем крошка… Быть может, могильщик согласится отыскать для нее на кладбище совсем немного места — если его, конечно, попросить как следует. Этой ночью Рохалла отправилась к самому щедрому своему клиенту, чтобы заработать деньги на взятку. Но это, сказала она себе, в последний раз. Больше — никогда.
И тем не менее при виде этого таинственного богача Рохалла с изумлением ощутила безмерный покой и… радость. Опасные чувства для дешевой шлюшки! Девушка замерла в тени проулка, ошеломленная таким открытием. Не будь дурой, жестко сказала она себе. Потерпи сегодняшнюю ночь — а дальше этому конец. И — испугалась, почувствовав что-то вроде сожаления. В отличие от других мужчин — неотесанных, вонючих, грубых и почти всегда пьяных — этот человек неизменно был с ней нежен и добр, обращался с ней вежливо и достойно, как с человеком, а не как с безымянным телом для грубых услад.
Смущенная этими мыслями, Рохалла наконец строго одернула себя. Этот человек для нее — ничто. И все мужчины — ничто. Средство заработать — и все тут. И кстати, если она сегодня ночью собирается хоть что-то заработать, нужно не торчать в темноте, как дурочка, а бежать бегом к клиенту. Еще минута — и он, устав от ожидания, повернется и уйдет. Рохалла нацепила на лицо привычную, зазывно-дерзкую улыбку. Уверенная, что теперь-то сумеет держать себя в руках, она вышла из проулка — и миг спустя с ужасом осознала, что рыдает навзрыд, припав к груди своего клиента.
Глава 19. ЗАГЛЯДЫВАЯ В ОКНА
Тиаронд изменился. За свою долгую жизнь Тиришри бывала здесь не раз и потому, едва пролетев над высоким хребтом горы, сразу увидала эти перемены к худшему. В прежние времена в городе даже после темноты кипела жизнь, но сейчас на пустынных улицах царила тишина, порожденная не ночью и не глубоким снегом. Острое зрение феи тотчас различило, что золотистый отлив местного камня, из которого были сложены все дома в городе, от избыточной сырости обрел болезненную тусклую желтизну, отчего в эту бурную ночь город выглядел особенно мрачно и уныло. Все в нем источало мрачную ауру гниения и распада, болезни, уныния и отчаяния.