— Ну, это просто сумасшедший дом какой-то, — пробормотала Шелли.
— Нет, из сумасшедшего дома мы только что убрались, — уточнил Кейн, глядя на Шелли через плечо. — А теперь я увезу вас подальше отсюда. Вы к этому готовы?
«Нет», — подумала Шелли, но вслух этого, конечно, не произнесла. Одной рукой она обхватила Кейна за талию и процедила сквозь зубы:
— Готова.
С оглушительным треском мотоцикл тронулся с места, и вся компания — мужчина, женщина и удав в кружевной наволочке — помчалась, набирая скорость, по извилистой дороге.
Глава 3
«Нет, консультация у хорошего психиатра мне явно не повредит, — думала Шелли. — Ручной удав в моем доме — это нечто. Да и Кейн Ремингтон, впрочем, тоже…»
А тем временем мотоцикл плавно въехал на подъездную дорожку у дома Шелли. Еще мгновение — и Кейн выключил двигатель. Каждое движение у Кейна получалось и непринужденным, и безупречно точным.
Шелли невольно залюбовалась им. Такой сильный, ловкий… А как он вел мотоцикл — умело и внимательно, то и дело лавируя между легковушками и тяжелыми фурами, непредсказуемые водители которых обычно не замечают ни велосипедов, ни мотоциклов, лишь себя считая полновластными хозяевами на дороге. Кейн был очень искусным водителем, и это понравилось Шелли. Как прежде пришлось по душе и его свободное обращение с удавом…
Кейн вообще понравился Шелли, вот в чем проблема.
«Пожалуй, он мне даже слишком симпатичен, — мысленно призналась себе Шелли. — Билли зовет его дядей, но этот человек не очень-то похож на брата Джо-Линн».
Впрочем, у многих матерей дети называют их любовников дядями. Обычно это создает какую-то иллюзию, видимость единой и крепкой семьи там, где семьей и не пахнет…
Мысль о том, что Кейн Ремингтон может быть любовником Джо-Линн, совершенно не вдохновила Шелли.
«Любой мужчина, находящий удовольствие в общении с Джо-Линн, мне однозначно не пара. Хватит мне в жизни уже одной подобной ошибки с моим бывшим мужем. Ошибиться два раза — это было бы уж слишком. Не так ли, а?»
Подумав об этом, Шелли вдруг снова ощутила некоторую неловкость. Она привыкла быть честной сама с собой и доверять своим ощущениям. И сейчас, хотя она и предполагала, что Кейн может оказаться совсем неподходящим для нее человеком, она не могла не заинтересоваться им как мужчиной. Сидя за спиной Кейна и обхватив его одной рукой, Шелли ощущала тепло его тела, легкое напряжение сильных мускулов, когда он потянулся, чтобы снять шлем. Ее влекли мягкость его бронзовых волос, широкие, сильные мужские плечи…
Осознав, что она все еще обхватывает его рукой за талию, хотя они уже приехали, Шелли быстро отдернула руку и всем телом подалась назад.
Даже если Кейн и заметил, как быстро она отстранилась, то не подал виду. Все так же непринужденно и легко он спрыгнул с мотоцикла и, сняв шлем, повесил его на руль.
Смущенная собственными же рассуждениями, Шелли с трудом слезла с мотоцикла: ноги ее слегка затекли. И Сквиззи ей радости не прибавлял. Шелли еле удерживала наволочку в руке — так сильно он раскачивался и извивался в ней всем телом, стремясь выбраться на волю.
— Ну же, потерпи еще немножко, — пробормотала Шелли, обращаясь к нему. — Ты уже почти дома, хочешь ты того или нет…
Но удав не успокаивался. Всеми силами он пытался найти — или на худой конец самому проделать — хоть какую-нибудь дырочку, маленькое отверстие в наволочке. чтобы только из нее вырваться.
С трудом удерживая в руках эту «живую» наволочку, Шелли пыталась снять шлем, но никак не могла справиться с застежкой.
На помощь ей пришел Кейн. Сильными загорелыми пальцами он отстранил ее руки, нежно провел ладонью по шее и горлу… Медленно, очень медленно он расстегнул застежку шлема и осторожно снял его с Шелли. Все это время он не отрываясь смотрел на нее.
Эти минуты показались ей настолько интимными, что сравнить их она могла, пожалуй, только с тем, как раздевал бы ее любовник.
Неотрывно глядя на Шелли, Кейн повесил и ее шлем на руль мотоцикла рядом со своим. Теперь его пальцы гладили, тихонько теребя, ее спутанные каштуовые волосы, нежно касаясь мочек ушей… Но Шелли не противилась этим ласкам. Кейн наклонился к ней:
— Итак, вы не визжите при виде змей, не кривите губы, садясь на мотоцикл… Какие еще условности вы не соблюдаете, Шелли Уайлд?
К счастью, рассудок успел возвратиться к ней до того, как Кейн коснулся ее губ в поцелуе.
— Я не целуюсь с малознакомыми людьми, если вас это интересует, — довольно резко ответила она, отстраняясь.
Его серые глаза сузились, но он быстро овладел собой. Все это время он так же пристально и не отрываясь смотрел на нее.
— В вашем обществе я что-то не чувствую себя малознакомым человеком, — заметил он. — И вы наверняка не ощущаете себя незнакомкой.
Он погладил ее по щеке.
Но Шелли быстро схватила его руку и, отведя ее от своего лица, всучила Кейну «живую наволочку».
— Вот уж кто совсем не общается с незнакомцами, так это наш Сквиззи — толстые шнурки не пускают.
Кейн рассмеялся и не стал настаивать на поцелуе, которого так жаждал. Он взял наволочку со змеей, другой рукой крепко сжал руку Шелли, и так, держась за руки, они пошли к ее дому.
С дороги, по которой они приехали, дом был виден плохо. Возводя его, как и многие другие калифорнийские дома, расположившиеся на склонах холмов, архитектор думал не о том, как он будет смотреться с улицы, а о том, как строение впишется в окружающий ландшафт. За домом открывался чудесный вид, и, чтобы подчеркнуть перспективу, архитектор чуть утяжелил фасад здания.
Со стороны улицы дом Шелли выглядел как вытянутое в длину одноэтажное здание — своего рода калифорнийская версия домика для отдыха в выходные; крыша, выложенная черепицей, стены, часть которых была возведена из термоустойчивого стекла с прослойкой из натурального красного дерева. Узкий внутренний дворик был обсажен густыми зелеными растениями — за ними явно ухаживала заботливая рука, и посреди темно-бурой травы и чапарали они выглядели очень эффектно. Дворики соседних домов окружала изгородь из калифорнийского Мамонтова дерева, около шести футов в высоту.
— Осторожно, — обратилась Шелли к Кейну, — здесь несколько дощечек под ногами совсем расшатались. Давно уже думаю их починить, но все как-то руки не доходят…
Но Кейн едва ли слышал ее слова. Войдя в дом, он понял вдруг, что видел снаружи лишь верхушку айсберга из черепицы, стекла и красного дерева, каким в действительности оказался дом Шелли.
Встроенный в холм, дом имел три уровня: от специального уровня-»этажа», предназначавшегося, очевидно, для вечеринок и приемов гостей и располагавшегося на уровне улицы, по которой они только что приехали, до тихого и спокойного «спального этажа», устроенного тридцатью футами ниже. Воспользовавшись естественной наклонной кривой природного холма, архитектор сумел устроить на нижнем «этаже» плавательный бассейн, патио — маленький внутренний дворик, вымощенный каменной плиткой, а также специально оборудованное местечко для пикников и небольшой цветник.
Отражающая свет вода в бассейне манила, обещая прохладу и удовольствие. Легкий ветер, который поднимался из низин дикого оврага, раскинувшегося далеко за домом, приносил удивительные ароматы цветов, распространяя экзотические запахи по всему дому. Из окон лились потоки золотых лучей калифорнийского солнца.
Стоя посреди первого уровня-»этажа», Кейн молча медленно осматривал дом, словно пытаясь вобрать его, сделать частью самого себя. Нигде еще, ни в одном уголке земли, не чувствовал он себя так хорошо, так по-домашнему, как здесь, в доме Шелли. Все здесь нравилось ему — начиная от мягкого блеска отполированного деревянного пола под ногами до гладких кремовых стен и потолков, часть из которых пропускала солнечный свет.
Дом Шелли был просто напичкан последними техническими достижениями цивилизации и вместе с тем выглядел удивительно «диким», все в нем было совершенно естественным. Эта «дикость» проявлялась хотя бы в изумительных видах, открывавшихся из окна. Холмы, окружавшие дом, были столь высоки, что почти в любом другом месте земного шара их называли бы горами. Их отвесные каменистые склоны, покрытые густой чапаралью, сухой и шершавой, как наждачная бумага, оказались настолько неприступными, что не покорились даже земельному голоду Лос-Анджелеса — соседнего мегаполиса. Никто, кроме диких животных, не нарушал безмятежного спокойствия заросших оврагов, ущелий и крутых склонов.