Пока этот крик не усилился, вдруг увеличившись в тысячи раз. Это больше не кричал камень. Это был крик народа. Народа гор, зовущих…
— На помощь! — Кира резко открыла глаза и тенью сорвалась с места, летя прямо с горы, будто сама камень, в эту бесконечную, безропотную пустоту, она видела огни. Огни, которые загорелись в её глазах. Лава поднималась из самых глубин, когда Гонзалеса повергли горящей стрелой в грудь. Опавшего на землю как лист в осень, последний и никому не нужный. Пав на колени рядом, она схватила его холодеющую руку, прижимала к груди, которая медленно становилась вновь тёплой, звала, в этом завывающем вокруг, всё разносящем и всех разящем ветре. Её ветре.
— Гонзалес!
А он прошептал лишь в изнеможении:
— Ты научилась. Запомни это.
И его язык навсегда замолк, а глаза закрылись, навеки.
Она перестала ощущать собственную сухость, безжизненность. Только боль, которая и родила внутри эту неудержимую стихию, уничтожившую город. Её же руками. Это была ошибка. Жестокая ошибка. Она не научилась. Ни чему не научилась.
Она ушла оттуда, но сколько бы не шла, всепожирающее пламя и крики преследовали. Горели города, стенали люди, превращались лишь в её короткие воспоминания, отравленные этой сущностью и дымом и теми духами в горах, что поселились внутри неё и с которыми Кира не могла справиться, сколько бы не просила помощи. Её стали звать демоном, затем и вовсе разделили на сотни и тысячи безжалостных убийц несуществующих в мире, только от того, что за её спиной всегда было пламя огня, которое не трогало её саму из-за клубящегося вокруг ветра. Она стала убийцей. Сначала невольной, была и наёмной, потом просто. А потом, когда и умереть не получилось трижды, не самой, не от чужой руки, когда поняла, что навсегда заточена здесь и только здесь, она внезапно нашла другой путь. Очень внезапно. И это оказался путь смирения.
За два года снова огонь безжалостно сжирает всё, но уже не из-за неё, однако, история повторяется. Вернее, повторится, если она моет позволить это.
Когда ночами закусывала до крови собственную руку вместо руки эльфа Арта, слёзы не прекращались всю ночь, что горел город, а её искали. Ведь так тяжело терять. Ещё больнее вспоминать о всех потерях, видя их буквально наяву, будто это происходит снова. Она пряталась между разбитыми, так и не гаснувшими кровавым заревом пламени, стенками домов, в грязном переулке последнего горного города, названного страной его же жителями. Слышала их голоса:
— Найдите девчонку, нам приказали уничтожить всех!
Она не знала кто это, могла не знать и этих людей. Но ненавидела всех и каждого, когда выбравшись, и улучив момент, скрываясь прямо за пламенем, в котором не сгорала, вдруг увидела мальчика.
Ничего не говорила, просто схватила за руку и увела с собой, спрятала и успокаивала ребёнка всю ночь, охотники ушли, вот тогда-то, отдав ему всю имеющуюся еду, пока с абсолютным, уже привычным ей равнодушием искала хоть что-нибудь съедобное для них обоих, он нашёл её. Новый мститель.
====== 104. ======
Этот раскалённый взгляд, что она чувствует сейчас столь ярко, словно времени и вовсе не прошло. Оно просто замерло — как когда-то для неё. Остановилось.
— «Этого просто не может быть. Прекратите же».
Прогоняя тучи абсолютно лишних до ночи мыслей, сквозь которые услышала:
— О чём задумалась? — мальчишка опять повторял свой вопрос, снова и снова, когда оглянется на скрытое в тени её лицо от порыва ветра.
Тёмные вихры спутанных волос, которые так приятно гладить, когда сон не приходит, задорный голосок, что согревает сердце сильнее солнца. Но топит её ледяную душу. Её щит. А сможет ли она снова привыкнуть к одиночеству? Как-никак месяц прошёл.
— «Пора забыть об этом», — Кира одёрнула сама себя и заметила блеснувший на кинжале, вытянутом в меч зайчик. Чтобы ничем себя не выдать, она отодвинула спокойно прямой рукой мясистые широкие листья над самой головой. Какая ностальгия.
— Иди вперёд.
И остановилась посреди просеки, Кира сосредоточилась.
— «Дальнозренье» — окинула брошенными глазами эти древесные скрипучие от каждого движения руины, позволяя кому-то, от кого исходит это отражение, бестенному и неизвестному замечать лишь её собственную тень и так старалась скрыть свой страх сейчас, что лежал на поверхности её души, не закалённой для того, чтобы защищать ещё кого-то на самом деле.
Мальчишка в течение получаса осматривал окружавшую его девственную природу с какой-то отдалённой пещерой впереди. Кира пока не возвращалась. Возможно, искала им еду, так как звуков сражения он тоже не улавливал. Но за время, проведённое с ней, он мог сказать, что чему-то научился. И пора бы самому внести вклад «в общее дело».
Он осмотрел, обнюхал, даже полизал немного разной формы листья и срезал один из них под самый корень единственным ножом, что она ему дала, вынув тот довольно быстро из своего немного скукоженного, уже не такого белого носка. В их походе его нелюбовь к ваннам была весомой проблемой. И Кира иногда звала гордо вскидывающего нос мальчишку «поросёнком». Тот тут же нахохливался, видимо, так же его называли и в семье.
Он быстро нашептал в скрученный лист одно из заклинаний, обучать которым едва уговорил девушку. Похоже, Кира никогда не брала себе учеников и не планировала, удивившись подобной просьбе. Кира даже отложила в сторону свой кинжал, которым до этого заостряла какую-то особо твёрдую ветку, чтобы он рисовал на стенках пещеры, где они укрывались от недавнего дождя не углём от костра, так как угольки сама использовала, а этой вот палочкой.
Ребёнок схватил лезвие, думая, что отвернувшись, и проверяя «предмет рисования» на его возможности, девушка не заметит. Но до этого постоянно хмурый, этот мальчишка оказался мгновенно вздёрнут её быстрым шёпотом и парой движений пальцев, что-то нарисовавших, уцепившись в ножик. Он был поднят на его рукоятке в воздух. Скрывающаяся с поучительным видом мотала пакостника прямо как те листья на деревьях совсем недавно, во все стороны, и он вдруг рассмеялся так счастливо-счастливо. Брови на лице Киры непроизвольно вздёрнулись, но она ещё немного его так покатала.
Только приземлился и бегал рядом, её юный компаньон постоянно вскрикивал, но вдруг замер. Рука девушки без слов опустилась на его макушку. Сперва он зажмурился и думал: «накажет», пришлось набраться смелости и открыть глаза. На бесцветных губах Киры впервые появилась улыбка.
Мальчишка прижался к ней, он был оттолкнут, та смотрела алыми дикими глазами, как только почувствовала его пальчики на шее, прямо на уровне артерии. Той ночью он сильно замёрз и теперь держался на расстоянии. Однако, это продлилось не долго. Сторониться перестал, с молчанием следуя за ней, трапезничая с ней, наблюдая, как она в очередной раз так неустанно налаживает костёр, как выходит под ливень за новыми ветками снова и снова, неизменно возвращается, он не понимал, как можно всё время молчать. Тем не менее, не хотел быть бременем или раздражающим фактором. А у Киры с непривычки не было поводов беспокоиться. Она просто смирилась. Раз случилось, значит, случилось. Настораживало одно — чувство постоянной слежки ослабло. И по ночам, в грозы, такие, как эта, в голову приходило только одно:
— «Неужели приблизился?»
Всего лишь раз оглянувшись на свернувшегося примерно в метре мальчика, она заметила с усмешкой внутри себя, как тот приближался, будто червячок, постепенно сокращал расстояние между ними, боялся, что она заметит. Кира ещё немного понаблюдала за такой забавной картиной, но не предпринимала никаких действий ни от него, ни к нему.
Когда ночь и такая погода под барабанную дробь дождя уже сама смежила ей глаза, как будто чудесный песок из сказки, что использовали чародеи, она не знала, так это или нет, резко раскрыв свои ужасающе-бездонные алые зрачки, быстро восстановила дыхание и поняла, что её разбудил ни шум или враг, а холод. Ветер действительно усилился. Но только двинулась немного, она с удивлением услышала недовольное мычание. В следующее мгновение этот маленький наглец как подушку взбил её живот и уткнулся в него головой, продолжая беззаботно спать. Кира снова оттолкнула бы его, если бы не почувствовала, что из этих цепких, маленьких ручек не просто не вырваться, даже не повернуться.