― Офицер, ― тихо сказал я, ― уберите оружие в кобуру. Проверьте мою регистрацию. Я не хочу, чтобы на этой неделе пролилось больше крови.
В моих словах было достаточно предупреждения, чтобы он вопросительно посмотрел на меня.
― Больше крови? Ты пьян?
― Я устал. Вот и все. Если ты хочешь пойти этим путем, я, скорее всего, буду еще более уставшим от убийства, но сделаю это. Не заставляй меня. ― Я вздохнул, действительно не желая умолять этого человека о собственной жизни. ― Пожалуйста.
Он сделал шаг назад, как будто до него наконец-то дошло, что это может быть не очень хорошей идеей. Он пошел прочь, держа в руке мои права.
― Нам нужно идти, Ром, ― прошептала Кэти.
― Зачем? ― Я пожал плечами и откинулся на подголовник, чтобы на секунду закрыть глаза. Эта ночь становилась все более нелепой с каждым мгновением.
― Я не буду трахаться с этим тупоголовым копом, потому что он думает, что я проститутка и хочет оттрахать в темном переулке. Если ты думаешь, что я опущусь до такого уровня, тогда…
― Никогда не повторяй этих слов. ― Я вцепился ей в лицо быстрее, чем следовало. Но она не отшатнулась. Не как жертва насилия, не так, как я видел это у других. По какой-то причине у Кэти не было со мной инстинкта самосохранения, и мне было немного страшно это осознавать.
― Ну и зачем мы тогда здесь сидим? Он собирается пристрелить тебя или заставить меня трахнуть его.
― Он не сделает ни того, ни другого.
― Ты понимаешь, что я ― смешанная женщина в темном переулке, одетая как проститутка, а коп с заряженным пистолетом просит меня выйти из машины, так? ― Заминка в ее голосе заставила меня всмотреться в ее каменные глаза, ища в них намек на страх. ― Я не боюсь, Ром. Я в бешенстве. Я не должна бояться, как и любая женщина. Дисбаланс власти ― вот что делает все это таким отвратительным. Ни одна женщина не должна нервничать, когда ее останавливает полицейский посреди ночи.
― Но большинство нервничает? ― Когда слова покинули мой рот, я понял, насколько глупыми они были. ― Конечно, нервничают. Господи.
― Так езжай. ― Она указала вперед, ночь совершенно забылась, и по праву.
Вот только мистер Коп уже вернулся.
― Мне очень жаль, сэр. Мне очень жаль, что я потратил ваше время. Я прошу прощения. ― Мужчина указал на Кэти, но его глаза были опущены.
― Серьезно? ― прошептала она.
Я знал, что наши права были помечены. Арманелли редко останавливали, а если и останавливали, то не штрафовали.
― Офицер, передай даме, что ты извиняешься за неуважение. ― Я не мог сдержаться. Кэти толкнула меня, как будто я зашел слишком далеко. Поэтому сделал еще один шаг вперед. ― И когда будешь извиняться, смотри ей в глаза и говори серьезно. Будь мужчиной, которого ждут от тебя другие офицеры. Не терроризируй женщин.
Он посмотрел ей прямо в глаза и пробормотал столько извинений, что мне пришлось прервать его и сказать, чтобы он оставил нас на нашей аллее.
Когда он уезжал, Кэти смотрела ему вслед, а потом ударила меня по руке.
― Ты все это время держал это в рукаве?
― Я не использую это по команде, женщина. Мы же не хотим, чтобы они лишили нас лицензии.
― Я расскажу Бастиану, что хочу такую же.
― Тебе она не нужна.
― Мне определенно нужна одна. ― Она поправила латекс на своем теле. ― Я живу в системно расистском, патриархальном обществе. Буквально каждая женщина должна иметь такую.
Я уставился на нее в пылающем гневе, готовый испепелить любого, кто возразит на ее аргументы.
― Ты чертовски красива. И однажды ― не сегодня, но когда-нибудь скоро ― мне, возможно, придется сказать тебе, что я люблю тебя, и наблюдать за хаосом, который за этим последует.
― Почему это должен быть хаос?
― Потому что я защитник мафии. Я не могу отвлекаться.
― Значит, я отвлекаю? ― спросила она, наклонив голову с болью в глазах.
― Ты самый большой отвлекающий фактор, потому что я могу поставить тебя выше всего, даже семьи.
Она кивнула и отвернулась, чтобы посмотреть на кирпичные стены, погруженные в темноту. Через мгновение она прошептала:
― Спасибо. ― Она прочистила горло и провела пальцем по оконному стеклу. ― Тебе не нужно было заставлять полицейского извиняться. Я ценю это.
Я хотел сказать ей, что так и должно быть в жизни, что мужчина должен поддерживать свою женщину.
Но я не мог по праву претендовать на звание ее мужчины, пока не признался в тайне, которую мы все знали.
Ее голова откинулась на подголовник, она вздохнула, провела рукой по лицу, а затем усмехнулась, глядя на люк в машине.