Хилма осмотрелась и перевела дух. Железная пожарная лестница была рядом, ее изгибы спиралью поднимались в темноту.
Она вынула из кармана перочинный ножик и открыла его. Само ощущение его в руке вызвало у нее улыбку. Это был школьный ножик Тони, и его не раз использовали, чтобы отодвинуть оконную задвижку. Когда они детьми проводили лето на дедушкиной ферме, их частые прогулки под луной заканчивались тем, что они возвращались домой через кухонное окно.
Она надеялась, что ее рука не утратила былой сноровки…
Тихо, как тень, Хилма скользнула на лестницу и стала подниматься. О, благословенное окно! Оно служило таким хорошим ориентиром. Теперь можно не бояться просчитаться и залезть не на тот этаж.
Когда Хилма, задыхаясь, добралась наконец до нужного этажа, то увидела, что руки ее сильно дрожат, и она с трудом попыталась втиснуть лезвие ножа между рамами.
Наконец ей это удалось, и легко, но с довольно резким звуком задвижка отодвинулась. Впрочем, был звук или нет значения не имело: не было никаких сомнений, что Чарльз уехал на все выходные. Просто, когда нервы напряжены, малейший шум скрежещет по ним как по натянутой проволоке.
Очень медленно, так, что кончики пальцев побелели от усилия, Хилма подняла окно. Вытянутые вперед руки наткнулись на бархатные занавеси. В следующий момент она соскользнула с подоконника в комнату, мягко опустила окно и раздвинула занавеси.
Ощущение было странным и пугающим. Оказавшись в глубине этого бархатного мрака, она все-таки задернула занавеси и зажгла маленький карманный фонарик.
Что-то удивительно успокаивающее было в этом лучике света, упавшем на ковер, и еще более успокаивало сознание того, что все препятствия позади. Она находилась здесь, в квартире Чарльза, одна, и у нее было много времени, если понадобится, то и целый уик-энд, чтобы найти это проклятое письмо! Она будет действовать спокойно и методично.
С завидным хладнокровием она осмотрела занавеси, удостоверилась, что они не пропускают свет наружу, после чего подошла к двери и повернула выключатель.
Так стало гораздо лучше. Теперь она могла внимательно осмотреть всю комнату. Пожалуй, обстановка несколько отличалась от той, которую она видела раньше. Появилась солидная мебель, меньше стало этой псевдоартистичности. Возможно, Чарльз решил изменить свой имидж? В любом случае это не имело значения.
Единственно важным было бюро в углу комнаты, где обычно хранятся деловые бумаги и, конечно, письма.
Хилма подошла к бюро и попробовала его открыть. Она почти обрадовалась, обнаружив, что оно заперто. Это означало, что он хранит здесь вещи, которыми дорожит. Например, письма женщин, которые при определенных обстоятельствах могут принести ему немало денег…
С сознанием, что все идет успешно, она просунула ножик Тони в щель замка и со всей силы нажала. На этот раз треск чего-то ломающегося раздался гораздо резче, чем щелчок оконной задвижки, однако ее это не смутило. Она чувствовала, что успех близок.
Хилма откинула крышку бюро и склонилась над грудой бумаг. Компрометирующие письма вряд ли окажутся в этой беспорядочной куче. Скорее всего, они аккуратно убраны в ячейки на задней стенке бюро. Ее руки почти дотянулись до первого свертка бумаг, когда за ее спиной раздался почти беспечный голос.
— Мне очень жаль прерывать ваше занятие, но не могли бы вы объяснить, что вы здесь делаете?
На мгновение Хилму охватил такой ужас, что она не могла даже шелохнуться. Затем она резко повернулась, широко раскинув руки на бюро.
На нее смотрел высокий, темноволосый и довольно сурового вида мужчина. Он прислонился к косяку двери, одна рука его была засунута в карман смокинга. Прищуренными глазами он разглядывал ее.
Хилма сделала отчаянную попытку соображать быстро и хладнокровно. Что он здесь делает? Было только одно возможное объяснение:
Чарльз одолжил свою квартиру на уик-энд. А что здесь делает она? Быстро, быстро! Что ему сказать?
Прошло буквально несколько секунд, прежде чем она ответила, и ее ответ прозвучал удивительно спокойно.
— Как вы меня напугали! А я могу спросить вас, что вы здесь делаете? Мистер Мартин предоставил мне эту квартиру на уик-энд.
— Вот как? — Казалось, это заявление не произвело на него особого впечатления и, сделав два-три шага, он небрежно наклонился и поднял с пола перочинный ножик, который она уронила. — И вы отблагодарили его тем, что взломали его бюро?
Еще одна напряженная минута, и она, преодолев себя, ответила с наигранным смешком:
— Признаюсь, меня безумно интересует кое-что в этом бюро. Вы же знаете, что любопытство — женский порок, и я не уверена, что приму ваше осуждение по этому поводу.