— Садитесь за стол, философы, — позвала Валентина Андреевна.
После обеда нахмурилось. Как-то незаметно и быстро небо затянуло.! Но по-прежнему было безветренно; облака не принесли свежести, они придавили землю томящей духотой. Замерли деревья, даже осина над ручьем затихла. Уснула на раскладушке Наташа, свесив руку, уронив книжку на траву.
Кирилл, разморенный обедом, дремал в шезлонге, сквозь сон вставляя реплики в разговор женщин с Ярошем, иногда невпопад. Это их смешило. Он раскрывал глаза, грозил пальцем, бормотал:
— Как бог покарал Хама, который смеялся над спящим… а? — И голова его снова падала на грудь.
— Парит. К дождю. Будет клев, — сказал Ярош и пошел с Виктором собирать рыболовные снасти.
Нарочно мешкал, чтоб дать другу вздремнуть. А потом поднял грохот на веранде, закричал:
— Кирилл! Хватит дрыхнуть! Идем удить. Шикович в ответ подтянул в шезлонг ноги, повернулся на бок. Но Валентина Андреевна со смехом опрокинула шезлонг, вывалив мужа на землю.
— Иди. Иди. Нечего пузо отращивать. Тащи его, Антон.
…Неподвижная старица словно застыла, остекленела, в зеркале ее с необычайной яркостью отражались такие же неподвижные тучки и дубы. Только у травянистого берега невидимые мушки и водяные жуки вычерчивали на атой глади сложные иероглифы… Рыба легла на дно — ни одного всплеска. Виктор разбил тишину и гладь блесной спиннинга. И сразу вода ожила: разбежались круги, словно разнося сигналы тревоги; из травы вылетела утка, крякнула и упала в заросли; под обрывом что-то всплеснуло — будто бросили большой камень.
— Щука! Папа, видел, какая щука? — азартно закричал Виктор и стал забрасывать туда блесну. Согнувшись, он крутил катушку, и казалось, что удилище протыкает его худой живот насквозь. Шикович предлагал тут и поудить — лень было идти дальше, он обливался потом.
— Эта лужа точно завороженная… браконьерами…. Сколько они вытаскивают рыбы сетями! А я на удочку и спиннинг не взял ни одной малявки, — сказал Ярош. И они двинулись дальше. Один Виктор остался гоняться с блесной за неуловимой щукой.
От реки потянуло влажной свежестью. Пахло дождем. Приближение его всегда сильнее чувствуется у воды. Недаром в народе говорят: реки притягивают дождь. Реки и лес. Но сейчас чудилось, что река сама тянется, поднимается навстречу далекому дождю.
Ярош умел не только любоваться природой, она всегда вызывала в нем стремление постичь ее законы. Шикович, несмотря на свою профессию, не любил на лоне природы заниматься анализом окружающего. В минуты отдыха он как бы выключал ум, давая полную волю чувствам. Очутившись на высоком берегу над кручей, он взмахнул руками, точно собираясь взлететь, жадно вдохнул речную прохладу и от восторга даже закричал:
— О-го-го! Красота-а-а! — и сел на жесткую траву, свесив с обрыва ноги. — Никуда дальше не иду. Здесь мое место! — бросил вниз удочку и сам съехал на спине по песчаному склону; у самой воды на мокром песке не сел, а лег, раскинув, как убитый, руки и ноги. Ярош, улыбаясь его чудачествам, еле уговорил Шиковича пойти дальше: здесь рыба не клюет, и сидеть на этом месте — напрасно тратить время. А он знает местечко, где окуни сами лезут на крючок.
Тропинка вела через густой лозняк, разросшийся на песчаных наносах. Лозины стегали по лицу, по рукам. Кирилл ругался:
— Ты, эскулап, нарочно таскаешь меня по этой чащобе… Чтоб я больше нагибался. Сознайся, тебя Валя подкупила?
Ярош смеялся, шагая впереди. Вышли из лозняка — Ярош остановился и разочарованно свистнул.
— Захватил какой-то тип наше место. Берег тут понижался. Впереди протекал луговой ручеек: он поил покос, дольше задерживал разлив, а потому и летом пойма тешила глаз весенней свежестью. У лозняка, где остановились разочарованный Ярош и равнодушный Шикович, над негустым разнотравьем уже высились метелки тимофеевки и лисохвоста, ко-стрицы и щавеля. И только кукушкины слезки и смолка еще рассыпали свои яркие цветочки. А там, ниже, все цвело — каждая травинка; желтые, красные, лиловые, васильково-синие, голубые цветы, сливаясь в чудесный радужный ковер, покрывали сочную зелень травы. вал разлив, а потому и летом пойма тешила глаз весенней свежестью. У лозняка, где остановились разочарованный Ярош и равнодушный Шикович, над негустым разнотравьем уже высились метелки тимофеевки и лисохвоста, ко-стрицы и щавеля. И только кукушкины слезки и смолка еще рассыпали свои яркие цветочки. А там, ниже, все цвело — каждая травинка; желтые, красные, лиловые, васильково-синие, голубые цветы, сливаясь в чудесный радужный ковер, покрывали сочную зелень травы.
И там, на мысу, где ручей вливался в реку, под вербой они увидели того, кто захватил любимое место Яроша.
Доктор хотел было повернуть назад, но Шикович вгляделся и удивленно воскликнул:
— Фу, черт! Если ты не замечал за мной галлюцинаций, то это не кто иной, как Гукан. Ей-богу, он!
Они подошли. Действительно, это был председатель горисполкома Гукан… Поздоровались. Гукан ответил рассеянно, как малознакомым, продолжая сосредоточенно следить за поплавком. Удочек у него было несколько. Одно бамбуковое удилище он держал в руках, другие были воткнуты в глинистый берег. Он стоял, широко расставив длинные ноги, наклонившись над самым обрывом. Своим худым аскетическим лицом, глубоко сидящими глазами и густыми кустиками седых бровей он напоминал в. профиль ястреба, высматривающего добычу, казалось, на самом дне реки. Одет был Гукан, как подобает для летнего дня и рыбной ловли — в белый полотняный костюм. Но сразу бросалась в глаза старомодность этого костюма, как будто шился он лет тридцать назад. Пиджак сделан на манер френча — с хлястиком, с большими нагрудными карманами, сильно оттопыренными, и еще большего размера нижними, тоже чем-то набитыми (может быть, это и удобно для рыболова — такое множество карманов?). Еще старомоднее выглядела кепка… Замасленная, смятая спереди над козырьком, обвислая сзади, она как-то молодила своего владельца, придавала ему сходство с приказчиком старых времен.
Ярош заглянул в резиновое ведерце, стоявшее позади рыболова, увидел, что оно полно рыбы, и почувствовал уважение к человеку, который умеет удить; не то что иные — только бы время провести. Доктор уважал всяческое умение.
Шикович разглядывал Гукана с иронической усмешкой: давно с ним знакомый, он впервые видел его в таком наряде и в такой роли.
Гукан подсек и выбросил на траву трепещущего окунька и лишь тогда повернулся к ним, протянул руку.
— Что это вы, Семен Парфенович! Мы вас ждали, — укоризненно сказал Шикович.
— Прости… Не устоял перед искушением, В кои веки нашему брату удается выбраться на лоно природы. Вот и думаю: половлю и явлюсь в гости со своей ухой. Подожди. — Нырнул поплавок одной из удочек. Гукан живо подскочил к удилищу и вытащил серебристо-белую плотвичку… Ярош снял ее с крючка. Кидая в ведерце, спросил:
— Резиной не пахнет?
— Нет. Проверено.
— Так, может, пора уже варить уху? — предложил Шикович.
— Ты видел, как берет? Поудим, доктор? — обратился Гукан к Ярощу, угадав в нем единомышленника.
— Конечно, поудим! — откликнулся Ярош; сбросив тапки, закатав штаны, он побрел через ручей. — Я подальше.
Гукан оценил его рыбацкую деликатность. Посмотрел вслед, сказал:
— Завидую этому человеку. Богатырь, — вздохнул. — Неровно делит мать-природа.
— Да уж неровно, чтоб ей пусто было, — согласился Кирилл, разматывая леску.
Он пристроился тут же, шагах в десяти от Гукана, хотя тому это не очень понравилось. Сел на обрывистом бережку свесив ноги к воде, насадил червяка, поплевал на него, натянул леску, согнув удилище, и отпустил: крючок и груз полетели далеко в реку, но течение быстро снесло поплавок к берегу. А Гукановы поплавки, наоборот, тянет на середину. Неожиданные повороты делает течение! Шикович проследил, как проплыл кустик травы, поразмыслил над тайнами реки, понял наконец, почему Гукан занял эту позицию: сливаются два потока — реки и ручья, рыба любит такие уголки. Его место уже не то. Но он не сдал искать другого. Тут хорошо сидеть на мягкой траве. Вода близко, хоть опускай в нее ноги. Удивительное журчание. Как будто вода бежит по звонкой металлической трубе. Почему это? Откуда? Струя бьет в берег? Берег тут мягкий. Он вслушивался, вглядывался. Но мысли расплываются, нельзя сосредоточиться. Набегают одна на другую. Ласточки чертят крыльями воду. Летают, у самых ног. Может быть, гнездо в круче? Пахнут травы. Ласточки не нарушают покоя, а запах опьяняет. Клонит ко сну. Красный поплавок легко покачивается. Однако не клюет. А Гукан то и дело подсекает. И уже сколько раз в воздухе мелькали рыбки, трепетали в траве.