Каждое его слово хлестало, словно пощечина, и с каждым словом я отступала, пока не уперлась спиной в стену. Но черный не отставал, и сейчас он навис надо мной и смотрел сверху.
— Если выбор между покорностью и костром — я выбираю костер. Ты зря пришла, сестра. Мне не в чем каяться, и исповедоваться я не желаю.
Зло и гордыня. В нем в самом деле не осталось ничего, кроме зла и гордыни. И все же я должна была…
— Ты выбрал как жить, но жизнь коротка…
Да уж, куда как короче. Ему, наверное, не больше двадцати пяти. Даже младше моего брата.
— Без покаяния ты обрекаешь свою душу на вечные… — Я осеклась под насмешливым взглядом.
— Ведь потому меня и ждет костер, не так ли? Чтобы пламя сожгло зло, очистило душу, и она могла предстать перед Фейнритом…
Он отвернулся, двинулся к нарам, и я, наконец, вспомнила как дышать. Только взгляд никак не мог оторваться от него, то и дело возвращаясь к широким плечам и гордой посадке головы.
К багровым струпьям ожогов и кровавым полосам от кнута.
— Хотя я предпочел бы тот мрак, где царит Алайрус. Он, по крайней мере, не лицемерит.
Черный пошатнулся, и я рванулась к нему прежде, чем поняла, что делаю. Подхватила под локоть. Он оттолкнул меня — сильно и больно. Я вскрикнула, теряя равновесие. Распахнулась дверь. Черный ухмыльнулся.
— Тайна исповеди, значит…
Кулак стражника врезался ему под дых, обрывая слова.
— Не смей! — закричала я. Забыв о том, что пресветлой жрице подобает хранить достоинство, бросилась на стражника, оттаскивая его за плечи. — Прекрати! Он ничего мне не сделал!
Стражник развернулся. «Тогда чего орала?» — было написано у него на лице.
— Проводите меня, — выдавила я, из последних сил стараясь не расплакаться.
Глава 2
— Эви, Эви…
Матушка Епифания сокрушенно покачала головой. Мне захотелось склониться, упасть на колени. Ткнуться лицом ей в юбки, как когда-то я прибегала к маме со своими бедами.
Свою семью я не видела восемь лет, с тех пор, как мой дар проявил себя и меня отправили в обитель. Посвящая себя Фейнриту, послушницы, а потом пресветлые сестры отрекаются от мирского и былых привязанностей. Но человек не может быть один, и матушка Епифания стала мне второй матерью.
— Немудрено запутаться, впервые столкнувшись с настоящим злом так близко, — сказала она. — Зло притягательно и соблазнительно. Яви оно свой истинный лик, и кто бы решился последовать за ним? Тот мужчина… Он ведь показался тебе…
— Что вы говорите, матушка! — воскликнула я, перебивая ее. Щеки налились горячим свинцом, и я невольно схватилась за них, точно пытаясь спрятать.
Она мягко улыбнулась.
— Когда-то и я была молода.
«Откуда ж ты взялась, такая наивная птичка». Я словно снова ощутила касание горячих рук. Щеки запылали еще ярче.
— Я хочу вернуться в нашу обитель! — вырвалось у меня.
Совсем недавно я так радовалась, что матушка берет меня в столицу вместе с другими сестрами. Не только потому, что это было честью. Возможно, мне хоть издали посчастливится увидеть королевскую чету или кого-то из принцев.
Но сейчас я всей душой стремилась обратно — в тихую размеренную жизнь, к которой успела привыкнуть. Туда, где…
— Туда, где нет соблазнов? — спросила матушка, словно прочитав мои мысли. — Девочка моя, ты не сможешь бегать от искушения всю жизнь. Лучше, если ты столкнешься с ним сейчас, когда рядом есть кто-то, кто сумеет тебя поддержать и наставить. Справишься один раз — дальше будет проще, ведь ты убедишься в силе своей веры и своего духа.
— Так вы специально послали к черному именно меня? — догадалась я.
— Да. Эвелина, Фейнрит дал тебе сильный дар, но кому много дано, с того много и спросится. И поэтому тебе не отсидеться за стенами обители, избегая соблазнов. Но ты юна и многому еще должна научиться… — Она помолчала. — Скажи правду — ты ожидала увидеть чудовище?
Я кивнула.
— А увидела красивого, возможно, страдающего мужчину, и теперь не знаешь, что и думать?
— Да, матушка, я… — Я замешкалась, подбирая слова.
Я рассчитывала увидеть чудовище, это правда. Но причина моего смятения была вовсе не в том, что вместо чудовища мне предстал человек.
Если злодей заслужил смерть, он должен умереть. Но унижать? Мучить? Чем мы тогда отличаемся от него?
Я собралась это озвучить, но матушка перебила меня:
— Боги никому не посылают страданий больше, чем человек способен вынести.