— Моя дочь, как вы, наверное, знаете, замужем за достопочтенным Дереком Кеттерингом.
Мистер Гоби перевел взгляд с батареи на левый ящик письменного стола, и по его лицу скользнула улыбка. Мистер Гоби знал очень и очень немало, но крайне не любил в том признаваться.
— По моему совету она собирается подать прошение о разводе, что, разумеется, дело нашего поверенного, но, по некоторым причинам частного свойства, мне хотелось бы самому иметь точные и исчерпывающие данные.
Мистер Гоби посмотрел на карниз и спросил:
— О мистере Кеттеринге?
— О нем.
— Хорошо, сэр, — сказал мистер Гоби и поднялся.
— Когда вы сможете предоставить информацию?
— Надо очень срочно, сэр?
— Мне всегда надо срочно, — ответил миллионер.
Мистер Гоби понимающе улыбнулся в направлении каминной решетки.
— Вас устроит к двум часам дня, сэр?
— Отлично, — одобрил Ван Алден. — До свидания.
— До свидания, мистер Ван Алден.
— Очень полезный человек, — сказал миллионер своему секретарю, когда Гоби вышел. — Отличный специалист, уникум в своем роде.
— А чем занимается?
— Сбором информации. Дайте ему двадцать четыре часа, и он выложит вам подробности частной жизни архиепископа Кентерберийского.
— Довольно полезная профессия, — сказал Кнайтон с улыбкой.
— Он уже пару раз здорово мне помог, — сказал Ван Алден. — Ну а теперь, Кнайтон, приступим к работе.
В течение нескольких последующих часов Кнайтон и Ван Алден напряженно работали. В половине первого зазвонил телефон. Взяв трубку и выслушав звонившего, Кнайтон сообщил Ван Алдену, что мистер Кеттеринг просит принять его.
— Попросите его подняться, пожалуйста.
Секретарь собрал бумаги и вышел. В дверях он встретился с Дереком Кеттерингом, который вежливо посторонился. Затем Кеттеринг вошел и аккуратно закрыл за собой дверь.
— Доброе утро, сэр. Я слышал, что вы хотели меня видеть.
Его томный голос с легкими ироническими интонациями навел Ван Алдена на воспоминания. Сейчас, как, впрочем, и всегда, в этом голосе было что-то привлекательное. Ван Алден пристально посмотрел на своего зятя. Дереку Кеттерингу исполнилось тридцать четыре, у него была стройная фигура, а его лицо, которое даже сейчас казалось в чем-то мальчишеским, было смуглым и удлиненным.
— Входи и садись, — коротко бросил Ван Алден.
Кеттеринг не спеша уселся в кресло и посмотрел на тестя с терпеливым вниманием.
— Мы с вами давно не виделись, сэр, — отметил он не без удовольствия, — что-то около двух лет. А вы виделись с Руфью?
— Да, я видел ее вчера вечером, — ответил Ван Алден.
— Она хорошо выглядит, не правда ли?
— Не думаю, чтобы у тебя было много возможностей заметить это, — сухо сказал Ван Алден.
— О, мы иногда встречаемся в ночных клубах, — беспечно ответил Кеттеринг.
— Я не хочу ходить вокруг да около, — сказал Ван Алден. — Я посоветовал Руфи подать прошение о разводе.
Дерек Кеттеринг не шевельнулся.
— Как круто! — пробормотал он. — Вы не будете против, если я закурю?
Он закурил сигарету и, выпустив клуб дыма, спросил:
— А что говорит Руфь?
— Руфь собирается последовать моему совету.
— Действительно?
— Это все, что ты можешь мне сказать? — резко бросил Ван Алден.
Кеттеринг стряхнул пепел в пепельницу.
— Вы знаете, я думаю, — сказал он небрежно, — что она делает большую ошибку.
— Это, несомненно, так, с твоей точки зрения, — ответил Ван Алден.
— О, давайте не будем переходить на личности, — сказал Кеттеринг, — тем более, что в данный момент я думал не о себе, а о Руфи. Вы же знаете, что мой отец долго не протянет — так говорят все доктора. Если бы Руфь подождала года два, я стал бы лордом Леконборо, а она, естественно, леди Леконборо — то есть, получила бы то, ради чего, собственно, и выходила за меня замуж.
— Я больше не намерен терпеть твое нахальство, — прорычал Ван Алден.
Дерек Кеттеринг улыбнулся.
— Вы правы. Теперь это не модно, — сказал он. — В наше время титулы ни во что не ставят. Но все-таки, Леконборо — очень неплохое старинное поместье, и ко всему прочему, мы одна из древнейших фамилий Англии. Я думаю, Руфь огорчится, если после развода со мной увидит, как леди Леконборо становится какая-нибудь другая женщина.
— Я говорю серьезно, молодой человек, — сказал Ван Алден.
— Но ведь и я тоже, — ответил Кеттеринг. — У меня сейчас очень тяжелые финансовые обстоятельства, и если еще и Руфь разведется со мной, я совсем сяду на мель. В конце концов, если уж она терпела меня десять лет, почему бы не потерпеть еще немного? Даю вам слово, что старик не протянет и полутора лет, и было бы обидно, если бы Руфь не получила того, ради чего столько выстрадала.
— Значит, ты думаешь, что моя дочь вышла за тебя из-за титула и связей?
Дерек Кеттеринг рассмеялся, хотя и не слишком весело.
— Уж не хотите ли вы сказать, что она вышла замуж по любви? — спросил он.
— Помнится, — медленно проговорил Ван Алден, — в Париже, десять лет назад, ты совсем не так разговаривал.
— Неужели? Вполне может быть. Вы знаете, Руфь была очень красива — как ангел, или как святая — в общем, существо неземное. Я помню, у меня были самые похвальные намерения: я собирался осесть и вести в высшей степени приличную жизнь с красавицей-женой.
Он снова невесело рассмеялся.
— Вы мне не верите?
— У меня нет ни малейшего сомнения, что ты женился на Руфи из-за денег, — бесстрастно ответил Ван Алден.
— А она вышла за меня по любви? — спросил Кеттеринг с иронией.
— Конечно.
Некоторое время Дерек Кеттеринг изучающе смотрел на тестя, затем задумчиво кивнул.
— Я вижу, вы действительно в это верите, — сказал он. — Что ж, в свое время и я так думал, но, дорогой тесть, могу вас уверить, что очень скоро во всем разобрался.
— Я не понимаю, на что ты намекаешь, — сказал Ван Алден, — да и понимать не хочу. Ты очень плохо обращался с Руфью.
— О да, — беспечно согласился Кеттеринг, — но вы знаете, она очень несговорчивый человек. Недаром она ваша дочь. Несмотря на розовато-романтическую внешность, внутри она тверда, как камень. Мне всегда говорили, что вы безжалостный человек, но Руфь еще холоднее вас. Вы, по крайней мере, хоть одного человека любите больше чем себя, Руфь же никогда никого ни любила и никогда не полюбит.
— Достаточно, — сказал Ван Алден. — Я пригласил тебя, чтобы честно сказать, что собираюсь делать. Моя девочка должна быть хоть немного счастлива, и помни, что за ней стою я.
Дерек Кеттеринг встал и подошел к камину. Он бросил в огонь сигарету и очень спокойно спросил:
— Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, — ответил Ван Алден, — что тебе лучше и не пробовать защищаться в суде.
— Вы угрожаете?
— Понимай как хочешь.
Кеттеринг придвинул кресло к столу и уселся напротив миллионера.
— А предположим, — начал он мягко, — ну хотя бы теоретически, что я не соглашусь?
Ван Алден пожал плечами.
— Тебе не за что зацепиться, дуралей. Спроси своего поверенного, он объяснит. Слухи о твоем поведении ходят по всему Лондону.
— Значит, Руфь пожаловалась на Мирель. Это не очень умно с ее стороны, ведь я не мешаю ее отношениям с ее друзьями.
— Что ты имеешь в виду? — резко спросил Ван Алден.
Дерек Кеттеринг рассмеялся.
— Я вижу, вы всего не знаете, — сказал он, — так что вы, и это вполне естественно, предубеждены против меня.
Он взял шляпу и трость и направился к двери.
— Я, вообще-то, не привык давать советы, — сказал он напоследок — но в данном случае я бы посоветовал вам добиться полной искренности с дочерью.
Он быстро вышел из комнаты.
Миллионер вскочил было, но снова медленно опустился в кресло и задумчиво сказал:
— Черт побери, хотел бы я знать, что он имел в виду.
К нему вернулись его сомнения — в этом деле было что-то, в чем он никак не мог разобраться до конца. Он сорвал трубку с телефона, который стоял у него под рукой, и попросил соединить его с домом дочери.